Последняя акция Лоренца - [16]

С уважением, ваш Доброжелатель».

Ниже следовала приписка:

«Лоренц действовал как представитель крупного европейского концерна. В организации контакта с Баронессой ему помогала его агент Полли».

...Нет, все же пешие прогулки после работы полезны не только для утоления гиподинамического голода, порождения эпохи и последствия долгого пребывания на ответственных должностях. Ермолин ценил эти, увы, не слишком долгие минуты пешего хождения и за то, что как-то особенно ясно и отчетливо проигрывались при ходьбе в сознании уже пережитые ситуации, осуществленные поступки и принятые решения. У него было даже придумано название для такого занятия — «крутить кино».

Именно поздним вечером, гуляя перед сном в компании бессловесного пуделя Ромы, Владимир Николаевич давал оценку уже проделанной работе, вносил коррективы в намеченные на завтра планы, порой весьма существенные. Ермолин всерьез считал, что привычная обстановка служебного кабинета определяет и привычные, стереотипные формы мышления. А это для чекиста всегда плохо, а иногда и опасно. Владимир Николаевич был убежден, что большинство своих самых ценных и неожиданных идей, успешно впоследствии осуществленных, пришло ему в голову в обстановке неслужебной. Хотя и вовсе необязательно, чтобы именно в компании с Ромой, кофейного цвета карликовым пуделем.

Сейчас, по пути к троллейбусной остановке, Ермолин снова «крутил кино» минувшего дня.

...Письмо Доброжелателя было запечатано в обыкновенный советский конверт с четырехкопеечной маркой и, судя по лиловому штемпелю, опущено в один из почтовых ящиков в московском международном аэропорту Шереметьево.

Судя по почерку, письмо было написано американцем, а не англичанином. Видимо, его автор вчера улетел из Москвы. Прилетевший в советскую столицу в девяносто девяти случаях из ста опустил бы письмо в городе, а не на аэродроме. Но кто улетел? Куда? Какими мотивами руководствовался Доброжелатель?

Несколько сотрудников в спешном порядке уже изучили списки пассажиров всех самолетов советской и иностранных компаний, вылетевших вчера с Шереметьевского аэродрома.

Письмо Доброжелателя подтвердило то, о чем Ермолин уже почти знал: бог весть какой важности информация ушла — это раз.

Ушла, судя по ее характеру, из научно-исследовательского института, возглавляемого Осокиным, — это два. Но кто такая, черт бы ее побрал, Баронесса? И кто скрывается за псевдонимом Лоренц? Никогда раньше этот безразличный, в сущности, псевдоним Ермолину не встречался. Никому из его коллег — тоже.

Подспудно всплыл еще один вопрос: не связана ли Баронесса с той информацией, об утечке которой за границу его поставил в известность профессор Эминов? Тут, правда, неясно: откуда один и тот же человек знает достаточно много и профессионально в столь разных вещах, как замораживание крови и создание нового сплава для оборонной техники. В современной науке такие универсалы поистине эдисоновской всеядности давно не встречаются, но подумать об этом стоит.

Совещание с полковником Турищевым заняло сегодня почти три часа. Григорий Павлович уже с достоверностью знал то, о чем лишь предполагал Ермолин после юбилея в осокинском институте: между Осокиным и Ларионовой существует не только личное знакомство, но и то, что принято называть близкими отношениями. Возникли они недавно, однако до поездки Юлии Николаевне за границу. Ларионова характеризовалась во всех отношениях не с лучшей стороны, кроме, правда, ума, образованности и деловых качеств.

В одном был вынужден признать Ермолин правоту полковника Турищева: загадка утечки секретной информации таится в ближайшем окружении Осокина. Этим уже занимается Турищев и его подчиненные.

— Продолжайте работать в намеченном направлении, Григорий Павлович, — закончил разговор Ермолин и отпустил полковника.

...На троллейбусной остановке стояла толпа. О том, чтобы на углу улицы Горького и проезда Художественного театра взять в пятницу в этот час такси, нечего было и думать. Ермолин, махнув рукой, решил идти до площади Маяковского, а оттуда к Грузинам пешком. К тому же он увлекся размышлениями, а транспортная толчея только помешала бы ходу мыслей. Приходилось принимать во внимание и шоколадного зайца — обеспечить его сохранность в «пиковой» толчее было делом почти безнадежным.

По словам Веры Эминовой, Осокин очень доверчив, только этим она объясняет его позднюю, после стольких лет вдовства, дружбу с Ларионовой.

«Значит, так, — повторил про себя Ермолин, — подведем итоги. За границу ушла важная научная информация, это факт. Ушла из осокинского института через Баронессу, пока не идентифицированную личность. Значит... Значит, нужно выиграть следующий раунд схватки с тем, чтобы обратить победу, одержанную Лоренцем сегодня, в его поражение завтра. Но как?»

Глава 6

Мелодичный электрический звонок дал знать, что в салон кто-то вошел. Уже весьма немолодая дама, но еще подвижная, одетая не по-домашнему элегантно, удивленно взглянула на дверь — обычно в этот час посетителей не было. Она вздохнула и с привычной ослепительной улыбкой, направилась навстречу посетителю. Улыбка, впрочем, тут же исчезла, уступив место выражению досады и озабоченности: