Последний зов - [14]

— Тэ ж мэнi зайнятiе придумав, — бубнил Черненко. — Тэмно ж, як у склепе, а воно, дывись, прыказуе… — По натуре весёлый хлопец, Черненко зло покалывал своего отделенного карим глазом, открывая толстргубый рот и сердито бубня: — И чого б оцэ стояты над головою?

— Ищите.

— А я що роблю? Шукаю. Чы, можэ, кому-нэбудь здается, що я танцюю, то нэхай очi протрэ хустынкою… Ай, лялечки-малечки, — весело затараторил по-русски. — Вот вы игде прохлаждаетесь. — С этими словами парень нырнул под стол, завел руку в угол и в самом деле извлёк два патрона. — Ваше приказание выполнил! — сказал дурашливым тоном, вскинул ладонь к козырьку воображаемой фуражки, но, остановленный многозначительным взглядом дежурного, опустил её.

Почти одновременно из комнаты для чистки оружия вышел Ведерников, поставил почищенный автомат в пирамиду.

— Порядок, младший сержант, — сказал он тоном доклада. — Приказание выполнил.

— Хорошо. Идите спать.

Новиков с приятным удивлением отметил не сразу угаданную перемену в Ведерникове. Аккуратно подтянутый, в подпоясанной ремнем гимнастёрке и начищенных сапогах, он с незнакомой благожелательностью обратил к своему отделенному слегка тронутое оспой широкое лицо — будто ждал дальнейших распоряжений.

— Поспать бы неплохо, — согласился Ведерников. — Только чёрта лысого уснёшь.

Новиков поймал на себе его мимолетно скользнувший сочувственный взгляд и без труда догадался, чем вызваны перемены — знает: дежурный успел раззвонить. И странно, не сочувствие тронуло душу, а именно желание скрыть его, поглубже упрятать. То и другое было не свойственно мрачноватому Ведерникову.

Черненко спрятал патроны в подсумок, не уходил, стоял, пританцовывая босыми ступнями по заслеженному полу дежурки, притворялся, будто ему холодно, и плутовское выражение не сходило с его смуглого тугощекого лица. «И этот знает, — подумал Новиков. — Знает и виду не подаёт. Как сговорились ребята».

До этой минуты не приходилось задумываться, как к нему относятся подчиненные — просто не возникало повода для таких мыслей. Его отношение к ним было разным, потому что сами они тоже были неодинаковыми. И вот в короткие секунды, казалось бы, не подходящие для анализа, он увидел рядом с собой друзей, он это уловил обостренным до крайности восприятием, уловил по напряжённым лицам, по тому, что, выполнив его приказание, не оставили его одного.

Протяжно зазвонил телефон. Дежурный схватил трубку.

— Удираем, хлопцы, — подмигнул обоим Черненко. — Начальство едет. Заставит работать.

Маленькая хитрость, к какой он прибегнул, выдала его с головой — дежурный ещё и слова не произнёс, пожалуй, ещё не знал, кто звонит, а Черненко заговорил о начальстве.

«Значит, и у них из головы не выходит. Ждут майора Кузнецова, который мою судьбу должен решить».

От этой мысли Новикова обдало теплой волной.

— Пошли, ребята. Поспать всё-таки надо. Сегодня банный день, — добавил, неизвестно к чему вдруг вспомнив о бане.

— И то работа, — охотно согласился Черненко. — Храпанём минуток по шестьдесят на каждого, с добавочкой по сто двадцать. Так, Серёга?

— Мели, Емеля, — подтолкнул его Ведерников в спину. — Любишь ты языком работать. Погляжу, как утром лопатой пошуруешь.

* * *

Утро занималось погожее. В окно лился розовый свет. Солнце еще пряталось, но край неба за заставскими строениями разгорался и пламенел, оттесняя и рассеивая зыбкий предутренний мрак, медленно поджигая всё небо.

День обещал быть по-летнему знойным.

6

«…Как дознался я про слова Голякова, про то, что Алексея нашего ну, стал-быть, отделенного командира, под трибунал грозятся, места не нахожу себе… Ни свет ни заря кинулся до старшего лейтенанта Иванова. Он на вид строгий мужчина, а так — душа мужик… Разговора не получилось, и я пошёл… Суббота, известно, банный день, всякие там хозработы, и мы в ту последнюю мирную субботу жили по распорядку дня, как положено жили. Только замест хозработ оборону совершенствовали. Вроде день был славный, солнце и всё такое, а мы не особенно весёлые были… Поверьте, даже детишки — и те без баловства играли… Запомнился мне мальчоночка, приезжий, ну, прямо птичка… Отделенный, Новиков, стал-быть, всё с ним заговаривал… Характер у него был, у младшего сержанта, — виду не показывал, что над ним трибунал висит… Ждали мы все, как один, что майор Кузнецов решит…»

(Свидетельство С. Ведерникова)

Койки касались одна другой необмятыми шуршащими матрацами, которые в конце прошлой недели заново набили соломой.

— Спи, младший сержант. Старайся про то не думать.

— Пробую. Что-то не особенно получается.

— На твоём бы месте любой саданул по ним. Начальник отряда зазря не обидит. Ты не думай.

Успокаивающий шёпот Ведерникова не достигал цели. Избыточно много встрясок принесла ушедшая ночь, слишком много мыслей нахлынуло вдруг, и Новиков, еще укладываясь на жесткий матрац и чувствуя телом почти каждую соломинку, был уверен, что поваляется два-три часа, а там придет время поднимать отделение, довершать работу на своем участке оборонительного рубежа вокруг заставы, делать субботнюю приборку казармы и территории — не заметишь, день пролетит. А ещё в баню надо поспеть…