Последний знаменный - [98]
— Я думаю, что вы собираетесь совершенно напрасно пожертвовать многими человеческими жизнями, генерал Газели. Вы сможете дойти с боями до Пекина. Но вы никак не сможете прийти туда вовремя, чтобы спасти представительства. Тогда кровь семисот европейцев будет на вашей совести. Я описал вам обстановку: Если вы собираетесь упорствовать в бредовых планах, то мне не хочется в них участвовать. Я направляюсь в Шанхай — с вашей помощью или без нее. Всего доброго, генерал.
Он поднялся и увидел направленный на себя револьвер, который Газели достал из ящика стола.
— Никуда вы не направитесь, Баррингтон, разве что в камеру, — сказал генерал. — Насколько я могу судить, вы виновны не меньше любого маньчжурского мандарина. До тех пор пока мы не возьмем Пекин, я вас задерживаю, и если хоть один европеец в представительствах будет убит, вы окажетесь на эшафоте рядом со своей хозяйкой. Конвой!
Для Роберта все случилось так неожиданно, что он не успел никак среагировать. Но в любом случае сделать он мог бы очень мало, так как комната немедленно наполнилась вооруженными людьми, и через несколько секунд он очутился во вновь отстроенной тюрьме, предназначавшейся для провинившихся солдат. Его поместили в отдельную камеру, но на просьбу передать записку Чжоу комендант тюрьмы капитан Листер ответил отказом.
— Арестованным не разрешается общаться с противником, — подчеркнул Листер. — Тем более что этот негодяй скрылся. Он бежал, когда услышал о вашем аресте.
— С мадемуазель Карреманс? — с надеждой спросил Роберт.
— Нет, к счастью, мадемуазель Карреманс передали на попечение бельгийскому персоналу до тех пор, пока будет организована ее репатриация.
— Хотя бы позвольте послать записку ей, — попросил Роберт.
— Думаю, вам лучше забыть об этой молодой даме, Баррингтон, — предупредил Листер. — Вероятно, среди обвинений, выдвинутых против вас, будут и обвинения в похищении несовершеннолетней и изнасиловании.
— Вы серьезно надеетесь, что мадемуазель Карреманс подтвердит эти обвинения?
Листер ухмыльнулся:
— Возможно, и нет. Она имела смелость угрожать нам винтовкой. Но ее разоружили...
— Если она пострадала...
— Не в вашем положении выступать с угрозами, Баррингтон. Для вас не важно, захочет или нет молодая дама выдвинуть обвинения: она явно повредилась в рассудке.
Роберт понял, что в данной ситуации ему не стоило обижаться.
— Ну хоть своей семье-то я могу написать? — задал он вопрос. — Господи, капитан, я основной торговец Китая. Неужели вы и правда считаете, что со мной можно обращаться как с обычным преступником?
— Для нас вы то, что вы есть, — ответил Листер и закрыл дверь.
— Ты говоришь, Баррингтон мертв? — спросила Цыси низким голосом.
— Боюсь, что это так, ваше величество, — ответил Чжан Цзинь. — Его сампан затонул в реке, и тела его среди подобранных не было. Так же, — добавил он с долей удовлетворения, — как и тела его любовницы.
— Баррингтон, — пробормотала она. — Я не хотела, чтобы это случилось. Как все произошло, Цзинь?
— Мне так же жаль его, как и вам, ваше величество. Но факт остается фактом — он предал династию. Он предал всех нас, даже мою несчастную дочь... — Евнух сделал паузу, так как ему показалось, что Цыси не слушает. — Если вашему величеству будет угодно вникнуть в ситуацию... — Цыси обернулась к нему. — Армия варваров вышла из Тяньцзиня, ваше величество, и приближается.
Цыси посмотрела на Жунлу:
— Это правда?
— Похоже, что так, ваше величество.
— Их пятнадцать тысяч человек, ваше величество, — добавил Чжан Цзинь.
Цыси сверкнула глазами на Жунлу:
— Почему это дело не было закончено несколько недель назад?
Жунлу переминался с ноги на ногу:
— Они сопротивляются очень упорно, ваше величество.
— А как же артиллерия? Представительства должны были лежать в руинах к настоящему моменту.
Жунлу пришел в еще большее замешательство:
— Пушки некуда ставить, ваше величество. Кругом дома, узкие улочки... Невозможно как следует целиться.
— Ну вот, теперь мы имеем дело с полномасштабной войной. Надо кончать, Жунлу. Эти варвары, засевшие в представительствах, должны быть разгромлены. Всех убить до одного. Когда спасать уже будет некого, армия варваров повернет назад.
Джеймс Баррингтон поднял глаза от доклада, который Адриан положил на стол перед ним. Джеймсу было семьдесят, но выглядел он старше. Известие о смерти Хелен и о том, как она ее приняла, как будто добавили еще десять лет к прожитой им жизни, которая так и не наладилась после смерти Люси.
— Что с нами происходит, Адриан? Моя семья погибает.
— Если бы ты знал, отец, как мне жаль. Я... Я только могу попытаться занять его место.
— Я знаю, ты, мой мальчик, сможешь. — Джеймс с трудом поднялся на ноги. — Мне нужно сходить на кладбище. Ты пойдешь со мной?
— Там разгружают товары, отец. Мне необходимо присутствовать. — Он ухмыльнулся. — Жизнь и работа должны продолжаться.
— Разумеется, мой мальчик, разумеется. Слаба Богу за то, что ты здесь.
Адриан стоял у окна и наблюдал, как его отец спустился по ступенькам и вышел в сад; могила Люси находилась за ивовой рощей. Там же хотел быть похороненным отец. Адриану не терпелось узнать, где похоронен Роберт, если он вообще похоронен.
Признанный мастер исторического романа — английский писатель Алан Савадж захватывающе повествует о средневековом государстве Великих Моголов в Индии, прослеживая его историю от периода становления до заката. Догадка, вымысел и исторический факт, причудливо переплетаясь, преломляются сквозь призму судеб нескольких поколений Блантов, выходцев из Англии, волею провидения оказавшихся в экзотической, неизведанной стране, ставшей для них второй родиной.
Алан Савадж — псевдоним английского писателя (его настоящее имя неизвестно), пишущего исторические романы о Ближнем Востоке. Он автор популярнейших романов «Могол», «Королева ночи», «Османец», «Повелительница львов».Роман «Восемь знамен» повествует о судьбе нескольких поколении семьи Баррингтонов, пиратов, воинов и купцов, связавших свою жизнь с Китаем.
В 1448 году английский канонир Джон Хоквуд прибывает в Константинополь. И здесь, в столице Византии, где сходятся Запад и Восток, начинается полная интриг и непредсказуемых событий жизнь нескольких поколений Хоквудов. В 1453 году Константинополь пал под натиском турок. А Хоквуды, волею судьбы, попадают в лагерь врага и вынуждены служить завоевателям в их победном марше по Средиземноморью[1].
Полная драматизма история жизни, любви, страданий и мытарств, отчаянной борьбы за власть, а подчас и за собственную жизнь Маргариты Анжуйской, волею судьбы ставшей супругой короля Генриха VI, переносит читателей в средневековую Англию и погружает в водоворот знаменитых исторических событий — вошла Алой и Белой Розы между сторонниками династий Ланкастеров и Йорков за право на трон. Известный мастер исторического жанра — Алан Савадж сумел придать роману особый колорит, ведя повествование устами самой королевы Маргариты.
Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.
Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.
Герой этой книги — Вильям Шекспир, увиденный глазами его жены, женщины простой, строптивой, но так и не укрощенной, щедро наделенной природным умом, здравым смыслом и чувством юмора. Перед нами как бы ее дневник, в котором прославленный поэт и драматург теряет величие, но обретает новые, совершенно неожиданные черты. Елизаветинская Англия, любимая эпоха Роберта Ная, известного поэта и автора исторических романов, предстает в этом оригинальном произведении с удивительной яркостью и живостью.
В книге впервые публикуется центральное произведение художника и поэта Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) – незаконченный роман «Щенки», дающий поразительную по своей силе и убедительности панораму эпохи Гражданской войны и совмещающий в себе черты литературной фантасмагории, мистики, авангардного эксперимента и реалистической экспрессии. Рассказы 1940–50-х гг. и повесть «Memento» позволяют взглянуть на творчество Зальцмана под другим углом и понять, почему открытие этого автора «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» (В.
«…Я желал бы поведать вам здесь о Жукове то, что известно мне о нем, а более всего он известен своею любовью…У нас как-то принято более рассуждать об идеологии декабристов, но любовь остается в стороне, словно довесок к буханке хлеба насущного. Может быть, именно по этой причине мы, идеологически очень крепко подкованные, небрежно отмахиваемся от большой любви – чистой, непорочной, лучезарной и возвышающей человека даже среди его немыслимых страданий…».
Книга посвящена одному из самых деятельных декабристов — Кондратию Рылееву. Недолгая жизнь этого пламенного патриота, революционера, поэта-гражданина вырисовывается на фоне России 20-х годов позапрошлого века. Рядом с Рылеевым в книге возникают образы Пестеля, Каховского, братьев Бестужевых и других деятелей первого в России тайного революционного общества.