Последний выдох - [174]
Водитель хмыкнул, качая головой разворачивающейся перед ним разделительной полосе.
– О, она бывает настоящим фон Штрогеймом! Как правильно сказать? Солдафон? Хотите поговорить про тиранию? Идите вы!
– Что вы этим хотите сказать? Что произошло у того жилого дома? Вы прямо на улицу сбросили с грузовика провода и металлические штуки! И что это был за ужасный запах?
– Ну, тут вы меня поставили в тупик.
Стрюб был в смятении:
– Что, если я попытаюсь выйти на следующем красном сигнале светофора? Человек сзади выстрелит в меня?
– Через спинку сиденья, – ответил водитель. – Не стоит. И это не блеф, если вам интересно. В новой автоматике исправлены прицел и дульце, так что она без проблем справляется с разрывными пулями с полой оболочкой; если даже не пройдет навылет, то жизненно важные органы серьезно повредит. Разве вам это нужно? На самом деле… – Он легонько шлепнул руками по колесу и кивнул. – На самом деле «Сэр Уинстон» открыт на обед, можно было бы заскочить и вкусно пообедать!
– Этого не будет, – угрюмо произнес человек на заднем сиденье.
Минут через десять езды с остановками, возобновлением движения и медленными поворотами, Салливан обратил внимание, что грузовик остановился и медленно, задом, стал въезжать на эстакаду, в потолочном окошке потемнело, и он услышал гулкое эхо двигателя в металлическом боксе. Двигатель замолк.
Относительно неподалеку клацнули автомобильные дверцы, затем грузовик тряхнуло, когда водитель захлопнул свою дверь. По бетону к задней двери грузовика прошаркали шаги, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Внутрь крытого кузова ворвался холодный воздух, насыщенный запахом смазочного масла и моря.
– Палуба «Е», – сообщил парень, который тащил стремянку на колесиках по полу просторной, выкрашенной в белый комнаты, похожей на гараж. – Мы разогнали весь персонал, и на стреме стоят парни, которые свистнут, если те начнут возвращаться. Говорят, в щитках отключили питание на прогулочной палубе и палубе «R», так что осветители отправились устранять неполадки, размещать гидравлические подъемники и подготовить основной свет к десяти утра.
«Лучше проверьте по прибору, – подумал Салливан, нащупав левой скованной рукой в кармане расческу. – Лучше не подвешивать сценический затемнитель на кронштейны, когда кто-нибудь забыл отключить в щитке 220 вольт».
На фоне страха, от которого у него взмок лоб и участилось дыхание, он ощущал легкое раздражение, подозревая, что эти деловитые парни, возможно, справляются лучше, чем когда-то они со Сьюки.
Тяжело поднимаясь по ступенькам стремянки, Деларава все еще всхлипывала.
– Пусть пара бойцов отведут… ребенка и старика вперед, а Пита Салливана, парня в белой рубашке… в комнату, которую нам разрешили использовать под офис. Девице и однорукому воткните кляп и пусть пока сидят на прежнем месте.
Салливан посмотрел на неуклюже сидящего рядом Шермана Окса. Однорукий, казалось, был без сознания, а его дыхание походило на шумный и дребезжащий вой автомобильного двигателя с изношенными приводными ремнями и подшипниками. Но ткань на его мешковатых коричнево-зеленых штанах двигалась, собираясь и растягиваясь, словно ее месила невидимая рука.
«Интересно, есть ли у него ногти на этой руке? – подумал Салливан. – Если да, то достаточно ли они крепкие, чтобы сорвать изоленту, которой примотана его физическая рука из плоти и крови? Если он высвободится, а рядом будет только Анжелика, он ее тут же убьет и съест ее призрак».
Нужно ли рассказать Делараве о незафиксированной – нефиксируемой! – руке Окса? Если да, то он в ответ может рассказать ей о том, что на мне находится призрак моего отца, и тогда она притащит какую-нибудь маску и тут же съест его.
Элизелд сидела справа от Салливана, ее связанные лодыжки стояли рядом с его собственными, и он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Ее худенькое лицо выглядело напряженным, губы побелели, но глаза она прищурила в слабой, испуганной улыбке.
– Я бы забрал и доктора Элизелд, – сказал Салливан. Краем внимания он отметил усиливающуюся в левом запястье боль: его пальцы нервно пытались отломить толстый зуб расчески – занятие бесполезное, потому что расческа была алюминиевой.
– И зачем же мне забирать доктора Элизелд? – изумилась Деларава.
– Она не только психиатр, но и лечащий врач, – наобум выдал Салливан.
С каждым царапающим выдохом Шерман Окс шепотом, совершенно не шевеля губами, напевал песенку, а его голос звучал, подобно целому хору детей: «Наш Вилли дело заварил и всех друзей позвал на пир, такой веселой детворы еще не знал крещеный мир…»
– В таком случае ведите всех! – вскричала Деларава. Правда, Салливан решил, что она изменила мнение из-за жутковато звучавших напевов Окса, а не в ответ на его предложение. – «В кофе кошку кладите, – неожиданно запела она сама, – а в чай – комара, трижды тридцать Келли ура!»
Салливан узнал этот стишок: это была цитата из концовки книги «Сквозь зеркало и что там увидела Алиса» – когда Алису собирались короновать.
Деларава по-прежнему направляла пистолетик на пленников, а в кузов запрыгнул один из бойцов и ножом освободил лодыжки пленников.
