Последний ворон - [155]

Но именно осуждение со стороны Кеннета, близость Кеннета переменили его отношение к этому месту, сделали улицу за окном омерзительной и жалкой. Квартира – если бы он включил свет, это было бы видно – заново отремонтирована, со вкусом обставлена не для того, чтобы излишне восхищаться, а чтобы отдыхать, радоваться, наслаждаться. Но теперь в комнате, да и в остальных тоже, было темно. Потеря индивидуальности? Индивидуальности, аксессуары которой навязывали ему такие, как Кеннет. Не то, чтобы ему было стыдно или чтобы он чувствовал себя виноватым, нет. Собственно, из-за чего?

Боялся – да. Боялся разоблачения перед теми, кто будет тыкать пальцем и осуждать...

...Где же, черт возьми, Блэнтайр?

Массивные золотые часы в тусклом свете фонаря показывали пять минут одиннадцатого. Детей же кормили, о них заботились! – звучал в ушах безмолвный крик протеста, да, чудилось так громко, что он зажал рот рукой, испугавшись, что кричит на самом деле. Потер лоб и снова сжал руки за спиной. Господи, ведь это были бежавшие из дому беспризорники! Они знали, чего от них хотят. Это же не детишки из романов Диккенса с розовыми личиками, в белых платьицах или матросских костюмчиках! И что, как думает Кеннет, такого особенного здесь происходило? Частенько им дозволялось оставаться здесь на несколько дней...

Шесть минут одиннадцатого. Как невыносимо ждать! Где же Блэнтайр? Хьюз, не заслуживающий доверия, презренный, ловкий Хьюз, в любой момент может выбросить полотенце, черт побери!

Неважно, куда его увезет Блэнтайр. За границей есть деньги, будут еще. Малан позаботится. Нужно только добраться до порта, или аэропорта, или автомобильного парома, или куда там еще, откуда можно выбраться из Англии. Остаток жизни хочешь не хочешь пройдет в спокойной безвестности под теплым солнышком. Пусть даже в Южной Африке... есть много привлекательных мест, лишь бы в ближайшие часы ускользнуть от Кеннета.

Из пакистанской лавки вышли те двое покупателей и остановились под фонарем. Он прижался к стеклу, стараясь разглядеть темные силуэты, до того перепугавшись, что пришлось бежать в уборную. Не за ним ли?..

Мучило одно острое раскаяние, одна непреходящая боль – Элис. Не из-за того, что она узнает... об этом месте, о том, что здесь творилось, что ей откроются его тайны... а из-за неизбежности того, что она осудит, отвернется от него. Святая праведница Элис никогда не простит и не поймет – в этом он был уверен. Она слишком его идеализировала. Так же как оба они идеализировали ее покойную мать. Теперь же она будет считать, что он опозорил память жены, своими мерзкими утехами осквернил ее мать. Он не рассчитывал на то, что со временем ее гнев и презрение станут меньше.

Один из двух стоявших под фонарем поднял голову. В тишине комнаты отчетливо слышалось слабое прерывистое дыхание пожилого человека. Так это же Блэнтайр! Слава Богу...

Переговорив со своим спутником, Блэнтайр сошел с тротуара и быстрым размашистым шагом направился к дому. Теперь, когда он с Блэнтайром, Обри до него не доберется. Зазвонил звонок, которого он так ждал и так боялся. Улыбаясь, он поспешил в прихожую, ударившись в темноте ногой о ножку стула. Потирая ногу, нажал кнопку видеофона. С экрана молча смотрел Блэнтайр.

Услышал, как внизу отворилась и снова закрылась дверь...

* * *

Уже больше двадцати минут они находились в доме, всего шесть человек. Потом появился охранник, который стрелял в Кэтрин. Постоял на ступеньках и нерешительно направился по просеке, вертя по сторонам головой, будто заводная игрушка. Крикнул что-то в сторону дома. Дальний берег залива Макклауд заволокло дождем, облака мчались у самой земли. Гидроплан, белый, маленький, словно чайка, раскачивался на волнах. Катер хаотично било о причал. Пилот был в доме.

Дождь пробил крону деревьев, вымочив Хайда до нитки. Хайд наблюдал, как съежившийся под дождем охранник внимательно оглядывает галечную полоску берега.

Ее вынес на руках Харрел – неглупо. Хайд сиял палец со спускового крючка винтовки и разочарованно вздохнул. Равномерно белое до самых губ, как у клоуна, лицо. Обмякшее тело завернуто в яркое одеяло. Она была без сознания. Харрел с мрачным видом быстро направился к берегу, зажатый с обеих сторон вооруженными людьми, словно диктатор в сопровождении телохранителей. Пилот, согнувшись от дождя, обогнал плотную группу. Овчинный воротник кожаной куртки по самые щеки застегнут на молнию, плечи блестели от воды. Еще один остался на ступенях. Изо рта валил пар.

Хайд никак не мог успокоить дыхание. Он встал на колено, прислонившись к шершавому стволу дерева. Ложе винтовки холодом обжигало щеку. Все внимание на безжизненно болтавшейся на руке Харрела голове Кэтрин. Она была похожа на ребенка, спасенного из автомобильной катастрофы. Первый охранник, вскочив на палубу, придержал катер перед пилотом, потом перед Харрелом с его ношей. Чувствуя, как бегут секунды, Хайд не отводил глаз от полы пальто Харрела в больших темных пятнах – так в этот однокрасочный дождливый день вполне могли выглядеть пятна крови Кэтрин; одновременно видел бьющийся о причал катер, ныряющий на воде гидроплан – такое ощущение, что он все заметнее приближается к тому месту.