— Мы будем делать то, что подскажут нам наши сердца, — ответила Анна.
— Я вижу страдание, любовь и веру в наших сердцах, — сказала тетя Дженни, — покуда они бьются, для мира всегда будет надежда. Пока есть на земле сострадающие, способные откликнуться на крик о помощи — от кого бы он не исходил, пока есть те, кто способен на ответные чувства, жертвенность, кто живёт возвышенно, кто постоянно ищет чего-то, пока есть истинно живые, не успокоившиеся — последние искорки на вселенском пепелище веры, титаны духа, держащие небо, — мир не рухнет во мрак безвременья и род людей выстоит.
— Пусть же не дрогнут наши сердца даже пред лицом неотвратимого конца мира, ибо пока есть хотя бы один из нас — священный пламень не угаснет! — По щеке Джона катилась горячая слеза и он дрожал. Никогда ещё он не испытывал такого сильного состояния веры.
— Надежда зажглась, — молвила Анна.
Дядя Чарльз и Уолтер тоже были под впечатлением момента и сидели недвижно. Тётя Дженни подошла сзади к Джону, и обняв за плечи, положила ему на тарелку кусочек торта.
— Кушай, — произнесла она, этот волшебный пирог придаст тебе внутренней силы.
Джон возвратился домой под самое утро. Серыми пустынными улицами пробирался он через город в этот предрассветный час. Он чувствовал себя совершенно лишённым сил, но усталость эта была приятной. Что-то важное свершилось в этот день. Что-то такое, что сложно описать словами, но зато прекрасно чувствуется и без них. Это был следующий важный шаг в его жизни. Джону хотелось как-то закрепить сегодняшний день, придя домой, он собрался было послушать что-нибудь на сон грядущий, но на это не доставало сил. Он выключил свет, разделся, лёг в постель, и взяв с собой карандаш и бумагу, быстро начертал в темноте:
Воспарим с ночных полей от спящей сытости подальше
Рванём мы к свету на восток
Пора искать нам наш исток
Поднимемся под самые невидимые звёзды
И там, плывя по небосводу вслед за северной звездой
Увидим лучезарный наш рассвет
За мимолётной алой пеленою
И вдруг, свободу истую обрекши
Наш дух воскликнет:
Не нужно мне темницы бренной — тела
Родные братья, что ушли уж все наверх
Возьмите и меня вы в вечность незабвенну
И Джон, усталый, измождённый, но счастливый заснул с блаженной улыбкой на устах. День был прожит не зря — первый день его новой жизни.
Проснувшись, Джон заглянул в календарь — было двадцать первое декабря. «А ведь Новый Год совсем подступил! Я чувствую его дыхание!» — подумал он. В детстве, лет до восьми, когда Джон был ещё обычным ребёнком, он очень любил этот праздник, и с отцом, мамой и бабушкой они всегда отмечали его дома. И тогда ещё не замечал он фальши на их лицах, он воспринимал этот праздник как огромную радость, как нечто важное. И думал, что это истинно для всех, кто его отмечает. Ему не нравились другие праздники — дни рождения, Рождество. Даже каникулы не приносили ему столько чистой радости, сколько Новый Год и его ожидание. Джон за два месяца до праздника придумывал как и где он будет развешивать гирлянды, сам вырезал из бумаги и раскрашивал различные украшения. А потом, когда подходило время наряжать ёлку, он доставал все ёлочные игрушки — их было много, — развешивал, примерял, менял местами, создавая причудливые узоры из них. Затем новогоднее древо оплеталось проволокой с лампочками. И вот, когда всё было готово, Джон выключал свет и подолгу в темноте любовался завораживающим миганием разноцветных лампочек… Джон с тоской выглянул в окно и вздохнул. Теперь-то он знал, что это всего лишь традиция, условность, как и почти всё, чем живут люди. И нет в этом для них никакой истинной радости — одна лишь привычка делать то, что делали все люди испокон веков. «Да это какая-то болезнь! Какая-то заразная бактерия, поразившая почти всех на планете», — невесело думал он — «да они и не живут более, они живые лишь по привычке». И ему как наяву вспомнились лица его родителей в один из последних отмечаний нового года. Важно-весёлый папа при неизменном бизнесменском пиджаке — глава семейства. Строго одетая мать, причёсанная, выхоленная бабушка. И все они одинаково улыбаются, и лица вроде бы светлые, радостные… но чего-то не хватает. Как будто они и сами чувствуют, какая всё это фальшь — салаты, шампанское, одинаковые тосты, увеселительное шоу по телевизору до утра. «Да это не люди, это роботы! И вот эта зараза расползлась и поразила уже всё человечество». И вдруг взору его предстал парусник с картины Арталиэн и Джон окреп в вере своей: «Но мы отразим её! Плечом к плечу, мечи наголо! Братья и сёстры, на смерть за истинную жизнь!» И уныние Джона отступило, взор его вновь загорелся — словно накануне, в кругу близких ему людей. Он снова посмотрел в окно на заснеженные поляны и деревья — как красиво! «Сегодня нужно непременно отправиться на прогулку в парк!» — подумал Джон и стал собираться к Уолтеру — они условились встретиться с утра.
Уолтер уже поджидал его у ворот Рибблтонского парка, покуривая и напевая что-то.
— Привет, Уолтер!
— Привет, Джон! А ты более-менее бодренький, как я погляжу. А то вчера расчувствовался, я уж думал, будешь сейчас снова помятый как после своих ночных бдений с Пинк Флойд, познакомил тебя с ними на свою голову. — И он схватился за голову и состроил такую притворно-строгую гримасу в стиле их учителя по математике, что Джон сразу понял, что всё это шутка от начала и до конца и засмеялся. И решил ответить тем же:
