Последний вервольф - [77]

Она поразмыслила над этим пару секунд, глядя в потолок. Эффект от мы не можем иметь детей все еще чувствовался. Она думала, во что превратится ее скорбь. Может, в гнев, скорее даже, злобу. Я ощущал ее самые сильные качества: ум, жестокость, склонность к разрушению. Она могла бы стать Кали.

— Что ж, — сказала она, — это научит их быть внимательнее в следующий раз.

Страх преследования вырос до того, что слежка мерещилась мне повсюду. Я словно чувствовал ее затылком. Глаза болели от того, что я бесконечно оглядывался по сторонам. Я подозревал всех клерков на ресепшене, и горничных, и продавцов, и официанток. Все вокруг казались мне агентами ВОКСа или вампиров.

Но мы проезжали многие километры без каких-либо признаков того, что за нами следят. Наконец мы повернули на запад к Скалистым горам. Не лучшая идея, учитывая, что wulf был так близко. Скрытый внутри зверь томился и рвался к лесным равнинам. А вместо этого вокруг были крутые горные склоны, припорошенные снегом. Огромные каменные валуны, торчащие из лесистых низин. Когда мы остановились и вышли из машины, воздух был разрежен. Талуллу бил озноб, она потела и дрожала, закутавшись в плед. Она была похожа на ребенка в большом полотенце после вечернего купания. Нам все меньше хотелось говорить. Сумеречное небо с первыми искрами звезд было нашей стихией. Мы ехали километр за километром в полной тишине. Я глядел на нее, пока она была за рулем, и видел в темных глазах нарастающее смирение с тем, что скоро должно было случиться, с тем, кем она была. Она походила на девочку, которая выяснила, что ее маленький секрет может в одночасье разрушить весь взрослый мир.

Мы перестали заниматься сексом. Мы словно были в оцепенении, всплеск вожделения был так силен, что привел к прямо противоположному эффекту. Я даже не мог до нее дотронуться, а она — до меня. Но это нас не удивляло. Wulf имел свои странные традиции. Теперь, когда великое Превращение было так близко, он требовал дань чистоты, короткого воздержания, очищения перед абсолютным развратом.

Когда начался десятый день с нашего отъезда из Нью-Йорка, мы, измотанные голодом и бессонницей, ощущая, как волк с каждым часом замещает в нас человека, проехали Неваду, прекрасное озеро Тахо и въехали в Калифорнию.

До Превращения оставалось два дня.

42

Последний раз я убивал в Золотом штате[42] тридцать два года назад, летом 1977-го. Тогда «Лед Зеппелин» давали концерт на стадионе «Колизей» в Окланде, и после шоу толпы фанатов поехали в лес национального парка Мьюр, чтоб закинуться кислотой и потрахаться. Я планировал не оставаться здесь, а двинуть к северу в долину Напа (там леса были ближе к населенным пунктам и легко было встретить какого-нибудь случайного гуляку), как вдруг молоденький, светловолосый, похожий на девчонку парень словно с картины прерафаэлитов неблагоразумно отбился от группы своих галлюцинирующих друзей и попал прямо ко мне в лапы… Что ж. Он не почувствовал боли. Я почти уверен, что не почувствовал. Если бы меня, как в ранние годы, беспокоило чувство вины и желание себя оправдать, я бы успокоил себя тем, что для него я был всего лишь очередной — и последней — жуткой галлюцинацией. Довольно легкое убийство, в общем. Я даже не особо старался, когда хоронил то, что от него осталось. Конечно же, останки нашли спустя три дня, когда я был уже в Москве.

Талулле нездоровилось. Мы только что зарегистрировались в мотеле на туманной трассе 68 неподалеку от городка Кармэл, и я оставил ее одну отмокать в горячей ванне. Мне нужно было разведать местность. Я не заметил ни намека на преследование с тех пор, как мы уехали из Нью-Йорка. У нас опять были новые мобильники, и мы условились созваниваться каждый час. К тому же мы договорились, что если она заметит или почувствует что-нибудь — что угодно — подозрительное, то должна будет найти людное место и позвонить мне.

— И такое с тобой каждый месяц? — спросил я. Она лежала в ванне, совсем бледная, с померкшими глазами, ее била дрожь. Ее маленькие груди покрылись мурашками, несмотря на горячую воду, и соски симпатично сморщились.

— Или еще хуже.

— Боже, как ты только это все пережила одна?

Она взглянула на меня, крепко сжала челюсти. Женщинам, даже людям, а не самкам оборотня, каждый месяц приходится переживать нечто подобное. Я и сам начинал чувствовать привычное закипание крови и ломоту в костях перед Превращением. В руках и ногах уже чувствовались лапы монстра (будь вдвойне внимателен за рулем, Марлоу!), мышцы щемило в плечах и бедрах. Так что я старался все время быть в движении: сидеть на месте было куда мучительнее. Талулла же, казалось, страдала от каждого движения. Ее макияж потек черными кляксами, она пыталась его смыть, но потом бросила эту затею. Она смотрела на меня с выражением абсолютного страдания на лице, как семнадцатилетняя девчонка, впервые испытывавшая страшное похмелье, которое на следующий день подарит ей чувство просветления. Если, конечно, она его переживет.

— Я могу остаться с тобой, — сказал я. — Время у нас еще есть.

Она помотала головой.

— Не волнуйся. Со мной всегда так. Помучаюсь до вечера, а потом у меня в заднице появится шило, так что ты еще пожалеешь, что я не больна.