Последний вальс - [7]

Графа нельзя было назвать красавцем. И все же было в нем нечто — возможно, исходящее от него ощущение уверенности и властности, — заставлявшее особ противоположного пола оборачиваться вслед. Только вот лицо утратило жизнерадостное выражение, лишив своего обладателя очарования, столь болезненно знакомого Кристине. Глаза смотрели непреклонно, подбородок упрямо выпячен вперед, а губы сжаты, как у человека, привыкшего стоять на своем. Возможно, именно так и должен выглядеть успешный бизнесмен, за десять лет заработавший состояние.

Но внезапно Кристина поняла, что смотрит на совершенно незнакомого человека, к которому подсознательно испытывала неприязнь и, возможно, даже страх. Она и ее дочери полностью зависели теперь от этого незнакомца, у которого не было никаких причин, кроме разве что общепринятых правил приличия, относиться к ним по-доброму.

А потом их с графом взгляды пересеклись на короткое и вместе с тем показавшееся бесконечным мгновение.

Как же он изменился. Кристина подумала, что, столкнувшись с ним на пустынной улице, скорее всего не узнала бы его. И в то же время он мало чем отличался от прежнего молодого человека. Ее сердце отчаянно забилось. Даже если бы он спрятался на другом конце переполненного людьми зала, она все равно ощутила бы его присутствие.

Джерард.

Граф поклонился всем трем леди одновременно.

— Миледи, — произнес он, отворачиваясь от Кристины. — Мадам… тетушка Ханна, не так ли? И… Маргарет?

Он говорил и вел себя так, словно видел Кристину впервые, словно впервые холодно и чопорно здоровался с ней. И все же в то короткое мгновение он смотрел на нее так же, как и она на него — задумчиво и нерешительно, — словно они совсем не изменились, словно не было этих десяти лет.

А тетя Ханна и Маргарет уже приседали в реверансе, уже улыбались и сердечно приветствовали нового хозяина Торнвуда. Кристина с досадой обнаружила, что все еще сидит в кресле. Отложив в сторону рукоделие, она поднялась и присела в глубоком реверансе.

— Милорд, — произнесла она.

Она оказалась лицом к лицу с человеком, которого никогда не видела прежде и вместе с тем знала всю свою жизнь и, может, даже больше. Худшее позади, уговаривала она себя. Это всего лишь незнакомец.

Кристина возблагодарила Господа за то, что остальные присутствующие за столом увлеклись беседой. Ей же совсем не хотелось разговаривать. И во многом потому, что она была глубоко расстроена тем, что произошло, когда дворецкий вошел в гостиную и возвестил об ужине.

— У его сиятельства не было времени переодеться, Биллингс, — сказала Кристина. — Будьте так любезны, задержите ужин еще на полчаса.

— Ужин подадут немедленно, — тотчас же оборвал ее граф. — Все и так ждали слишком долго. Позволите сопроводить вас в столовую, мадам? — Он предложил тетке руку.

Кристина чувствовала себя глупой и даже слегка униженной. Она отдала приказ, позабыв о том, что больше не имеет права распоряжаться в этом доме. Нужно было дождаться ответа графа. Но его сиятельство обратил свой взор на нее и снова заговорил, словно ей было мало предыдущего унижения:

— Если только вы не имеете ничего против моей внешности, миледи.

Кристина, помимо своей воли, окинула взглядом графа — слегка помятый сюртук, наполовину развязавшийся галстук, бриджи и сапоги, покрытые слоем дорожной пыли.

— Вовсе нет, милорд, — заверила его Кристина со всей вежливостью, на которую только была способна. Гилберт не позволил бы никому, одетому столь неподобающим образом, явиться даже к завтраку, не говоря уже об ужине.

Граф не произнес больше ни слова и направился в столовую под руку с тетушкой Ханной. Но прежде он одарил Кристину холодным взглядом и отвернулся со странным выражением лица. Что это было? Насмешка? Торжество? Неприязнь? Или все, вместе взятое?

Граф оставил в душе Кристины ощущение, что ее ненавязчиво, но очень решительно поставили на место. А еще очень неприятную уверенность в том, что худшее, возможно, еще впереди. Его сиятельство, конечно же, занял место во главе стола. Никто не усомнился, что так и будет. Но здесь всегда сидел Гилберт, а после его смерти — Кристина. Теперь же она сидела напротив, со всей ясностью осознавая свое зависимое положение — положение человека, стоящего на ступень ниже хозяина поместья.

Да, новый граф оказался совсем не тем, кого ожидала увидеть Кристина. А впрочем, что она ожидала? Отпечаток, наложенный временем? Но ведь ему всего тридцать один год. Да, он стал старше, но разве это плохо? Место стройного мальчика, сохранившегося в памяти, занял взрослый, хорошо сложенный мужчина. Или же она ожидала увидеть, что пыл, с каким молодой Джерард спешил жить, уступил место суетливому беспокойству человека в годах? Он стал уверенным в себе и даже высокомерным. Печать беспутного образа жизни на его лице? Таковой не было. В Джерарде не было вообще ничего, чем бы Кристина могла успокоить себя и свою совесть. Ничего, что дало бы ей право сказать: «Я поступила разумно, я была права».

Кристина чувствовала его неприязнь так же, как и свою.

— Я никак не ожидал, что в Лондоне окажется столь людно, — отвечал тем временем граф на какой-то вопрос Маргарет, — принимая во внимание тот факт, что сезон начнется только весной.