Последний снег - [86]
Так во сне спящим себе приснился Семей. Прохлада была настоящая — Семена знобило. Разодрав веки, Семен выпрямил затекшие ноги, полежал, уставясь в белесое, близкое к рассвету небо. Перевернулся, ткнувшись в солому, сильно, как зверь, втянул в себя ржаной дух.
Обратно он шел полем, беря правее, на старые каменные домишки станционного городка. Унимая дрожь, перескакивал через сизые, росой тронутые рельсы, напевал.
Вспомнилась, напросилась та песня — ресторанная. И не было уже в ней печали для Семена, в ней слышалась надежда.
На востоке небо розовело, а самый низ тлел угольком. Все яснее становилось вокруг, но близ домов и среди деревьев еще держалась дремотная мгла.
Мучительно припоминая, в какую дверь надо стучаться, Семен продрался сквозь кусты акации, очутился прямо перед окном. В нем горел свет, и на тюлевой занавеске пошевеливалась смутная тень.
Семен тихонько побарабанил пальцами по стеклу. В медленно образовавшемся просвете рассмотрел лицо Клавы. Семен почувствовал, как зачастило сердце, понял: если не сядет тут же — упадет. Вся боль, вроде бы унявшаяся, разом пробудилась, подкосила. Обступала его и жглась крапива, но Семен опустился на землю, сидел, не зная, что будет дальше.
Он слышал, как вышла Клава в коридорчик, поскребла дверь, высматривая, видимо, в щель — есть ли кто. Может, она и узнала уже его, но не верила еще, что мог он, Семен, припереться сюда среди ночи. А он сидел, не в силах вымолвить хоть бы одно слово — немой, непонятно отчего оцепеневший.
— Семен! — наконец слабо позвала Клава. — Это ты? Что ты тут потерял?
Сгорая от стыда, Семен отчаянным усилием сдвинулся, потянулся к двери.
— Клава… — хрипло прорвалось из него.
— Иди, Семен, голубчик, домой… Отоспись, — стала увещевать его Клава сдавленным голосом. — Поздно уже…
— Не пьяный я, Клав, — прошептал Семен. — Некуда мне деваться…
Клава, что-то бормоча про себя, откинула крючок, показалась — в телогрейке, накинутой поверх ночной рубахи, в шлепанцах на босу ногу.
— Что с тобой, Семен? — негромко, но строго спросила она, не решаясь подойти близко. — Неужели…
— Ну да, — отозвался Семен из крапивы. — Сейчас я встану. Слабость женская в коленках…
— Неужели они? Значит, Танька правду говорила: за тобой будто пошли…
— Было немножко… Для разнообразия.
— Семен…
Она подала ему руки, помогла подняться и отшатнулась: разглядела лицо Семена.
— Господи…
— Ерунда, — сказал Семен, скрывая испуг: разукрасили, видать, здорово. — Ты меня чаем напои…
— Иди, только тише топай, — обняв Семена одной рукой, зацепив пальцами за брючный ремень, Клава втащила его, тяжелого, вконец растерянного от приступа слабости. — Мишутка просыпался, животиком мучался, еле уложила…
Она доволокла его до одной-единственной кровати, а он замотал головой — на чистую-то постель! — но сопротивляться долго не смог.
Клава выскользнула в сенцы. Зашипел керогаз, звякнула кастрюля.
При свете настольной лампы, поставленной на щелястый пол, комнатка казалась высокой, но уютной, до того чистой и уютной, что Семен невольно попытался прихорошиться. Хотя бы стряхнуть соломинки, пригладить волосы. Не вышло. Устав досадовать на себя, он принялся осматривать комнатку. Затаился вдруг: стояла в углу, прижатая боком к стене, железная кроватка, и в ней, услышал Семен, посапывал человечек. Можно было различить в сумраке выпростанную из одеяла ручонку, которая будто приготовилась поймать что-то легкое и невидимое, падающее сверху. Завороженный, будто бы первый раз видя детскую руку, Семен не двинулся, когда Клава внесла в комнату тазик с горячей водой. Она заслонила от Семена кроватку.
— Не будешь встревать по пустякам, — шепнула Клава, почувствовав, как болезненно дернулся Семен от прикосновения влажной ваты. — Сама бы справилась…
Семен терпел, постепенно оживал; смотрел из-под распухших век на Клаву, и вот перед ним будто бы Катерина — давнишняя, любящая его. Такая вот тонкая и гибкая, с ловкими, бережными, как эти, руками. И все это — простоволосая, низко склоненная женская голова, кроватка с малышом, слабый, покойный свет, — тоже оттуда, из давнего. Как могло все сложиться…
— Жену вспомнил? — неизвестно как догадалась Клава.
— Ушел я от нее, — шевельнул губами Семен. — Совсем.
Клава, задержав дыхание, на время перестала возиться. Коленки ее, невинно мявшие Семену бок, затяжелели — точно каменья.
— Как же так? — спросила Клава. — Сюда, значит, завернул, больше некуда. Что люди скажут?
— Не волнуйся, береги здоровье…
— Уходи, пока не рассвело, — сказала Клава, сползая с края кровати. — Обо мне ты подумал?
— Куда я такой уйду? — рассудительно проговорил Семен. — Сможешь, оттащи к откосу, там отлежусь…
— Так и думала: с дуринкой… Господи!
Клава уткнулась в одеяло и заплакала.
— Не реви ты. Мишку разбудишь, — тоже маялся Семен. — Ну, так вышло. Приполз…
Широкой, горящей огнем ладонью он легонько накрыл голову Клавы — волосы у нее были прохладные, мягкие.
— Прости, — молвил Семен. — Ты положи меня на пол, сама ложись и спи. Спать полезно. Успокаивает.
— Если тебе негде ночевать, так сам ложись…
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.
В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.