Последний снег - [6]

— Как же быть-то? Может, вы довезете меня до подруги, у нее попрошу…

— Она спросит — зачем?

— Скажу, что пальто себе зимнее отложила.

— Магазины закрыты…

Аня почувствовала себя до того беспомощной, что нагнулась еще ниже.

— Ну, ладно, хватит, — проговорил Николай Семенович. — Мир не без добрых людей. Попробую пока так… в долг.

Он завел мотор, прислушался к ровному вкрадчивому его шуму, повеселел. Тронул с места машину.

Аню охватила радость, заслонив от нее все: улицу, дома, людей. Потом неожиданно пришло неудовольствие собой. Вот такая уж она дуреха, что выставила напоказ свою мелочность. Надо, конечно, помнить, что из мелочей складывается великое, но надо еще предугадывать, как отнесется человек к излишней щепетильности. А так недолго рассмешить, удивить и даже прогневить человека…

Они ехали, сворачивая с одной улицы на другую, и Аня потеряла им счет, когда машина остановилась. Аня увидела прямо перед собой новый большой дом, за ним — черную, непроглядную тьму. Там, наверно, было поле.

Николай Семенович, звякая ключами, вышел наружу.

— Я быстро, — пообещал он.

Аня смотрела, как он неторопливой, но сильной походкой идет к подъезду. Свет от единственного в этом месте фонаря высвечивал складки на его черной, кожаной тужурке. Аня смотрела ему вслед, мысленно подбадривая его, желая удачи.

И все-таки он вернулся с озабоченным лицом, затяжелевшей понурой походкой.

— Не так просто это, — пояснил Николай Семенович. — Надо скоротать час-полтора. Ты ужинала?..

Аня хотела сказать, что поужинала, но не успела.

— Понятно, — бросил Николай Семенович. — Лучше два раза пообедать, чем ни разу не позавтракать, а?

И мягко, печально улыбнулся.

3

В ресторане, видимо недавно открытом, людей было немного. В углу играл музыкальный автомат. Там же, тесно усевшись за стол, судачили официантки.

Аня давно и всего раз, в день рождения подруги по общежитию, была в ресторане. Сейчас, войдя в зал, она нерешительно и робко смотрела на Николая Семеновича, боялась от него отстать и остаться на виду у всех. Она считала, что в ресторан надо идти в красивой модной одежде, а ее-то у Ани не было никогда, сколько она себя помнила. Сейчас на ней было аккуратное голубое платье, но слишком уж скромное. Она шла рядом с Николаем Семеновичем, повторяя каждый его поворот, пока он не нашел удобного места.

Стараясь поспевать за Николаем Семеновичем, Аня внимательно присмотрелась к нему и с облегчением отметила: одет совсем просто. Он оставил куртку в машине, остался в сером, тонкой вязки джемпере, в серых, хорошо отутюженных брюках; на нем единственным броским пятном выделялся подчеркивающий золотистый загар лица розовый галстук. Он лениво полистал меню, поманил пальцем официантку. Официантка подошла, постояла, глядя не на него — на Аню; с любопытством осмотрела Аню и только потом повернулась к Николаю Семеновичу. Ане показалось, что официантка знает его давно.

Николай Семенович заказал коньяк и закуску.

Дальше Аня перестала слушать, отрешенно подумав, что пить она не будет, а поесть, может, она захочет потом. Вот бы все — еду, питье — оставить на потом. Сейчас они пойдут Ане не в радость — она томилась по скорой обратной дороге.

— О чем задумалась, Анюта? — поинтересовался Николай Семенович.

— Ни пить, ни есть не хочется, — простодушно призналась Аня.

— Понятно, — сказал он. — Вполне закономерно. Но аппетит, как известно, приходит во время еды… Отвлекись.

Аня притихла, чувствуя его интерес к ней; она видела, как он мягким взглядом обводит ее волосы, плечи.

— Как ты такие волосы отрастила? Поливала, — улыбаясь, говорил он.

Аня потупилась. Странная отчужденная красота его лица вызывала стеснение, но не волновала. Несмотря на улыбки, он подавлял Аню.

Официантка подала коньяк и закуску. Без всякого оживления, какое наблюдается у других перед началом застолья, Николай Семенович разлил коньяк по рюмкам.

Аня, чего греха таить, до этого иногда выпивала, больше всего ей нравились вермут и кагор. Но теперь, поглядев на Николая Семеновича, который ждал, когда она поднимет рюмку, она поняла, что не вольна при нем поступать так, как ей нравится.

— За удачу! — сказал Николай Семенович. — За здоровье брата!

— Спасибо! — ответила Аня.

Она выпила немного и обожглась. Быстро подхватила протянутый фужер с минеральной водой, запила.

— Злой, — выдохнула она. — Вермут лучше.

— А я, дурак, не спросил, что ты будешь пить… — виновато покачал головой Николай Семенович. — Заказать?

— Ладно уж, — отмахнулась Аня.

Николай Семенович закурил, сладко затянулся, сквозь дым сощурился на Аню.

— Сейчас тебе захочется есть, — сказал он.

— Хорошо бы…

— «Дай мне вина, чтобы Вакх отогнал от меня все заботы… И отогрел бы опять сердце остывшее мне!..»

Аня вслушалась и с легкостью, удивившей ее, сказала:

— Омар Хайям, да?

— Вообще-то похоже… — как бы пощадив ее, уклончиво проговорил Николай Семенович. — Это греческий поэт Паллад. Из его застольных эпиграмм.

Потом он еще заставил ее выпить, и Аня ощутила такую легкость, что оперлась на стол, подперла ладонями подбородок.

— Пьяная уже. — засмеялась она. — Какой злой, нехороший коньяк… Я больше не буду. Мне ведь еще ехать.