Последний снег - [26]

Аня вернулась в Грачевку пополудни.

Она еще издалека разглядела черный замок на двери, подойдя близко, потрогала его ладонью, будто удостоверилась, что ей он не померещился. Обманывать себя Аня не стала: было грустно оттого, что нет Федора.

Вниз тянулась улица, знойная и тихая, и по ней пошла Аня, впервые за последнее время чувствуя настоящее одиночество. Захотелось пить. Аня остановилась возле колодца, оперлась на ворот и заглянула вглубь. Ничего не успела увидеть: цепь обожгла пальцы, Аня отшатнулась. Она долго крутила ворот, опуская ведро, слушая, как звон его постепенно утихает, глубоко в землю уходит и глохнет. И сама Аня замирает, начиная тревожиться от странной и нелепой мысли — достанет ли ведро до воды? Заметив, как провисает цепь, она опять крутит ворот, быстро и радостно наваливаясь на ручку всем телом. Вода налилась в ведро чуть ли не до краев, в нем, кроме прозрачной холодной воды, полно прохладного, но невыносимо яркого солнца. Вода до того студеная, что Аня, отпив три-четыре глотка, делает передышку.

Напившись, Аня немного успокоилась. Не дойдя метров двести до дома Сазонихи, она удивленно остановилась: в открытом окне появилась темная голова. Она сразу узнала Сашу, но не сразу поверила, что это он. Забыв обо всех злоключениях, Аня двинулась вдоль заборов, чтобы не спугнуть Сашу, и подкралась к самому углу избы. Саша насвистывал, вытягивал наружу руку, а внизу, на траве, крутились, кидались с места на место куры. Саша крошил и бросал им хлеб, пока петух, сыто отойдя в сторонку, не прогорланил чистым и звонким голосом.

Она посмотрела на пустырь, где совсем недавно махал пропеллером вертолет и где она, задыхаясь от растерянности, допытывалась у врача: почему он решил, что человек не выживет? Сейчас уже кажется, будто никакого вертолета с врачом не было — был дурной сон. Все, что произошло потом, тоже сон. Только то, что у нее теперь нет пятидесяти рублей и нового плаща — не сон. Это сущая правда, но если подумать — их она могла потерять или отдать кому-нибудь, заранее зная, что отдает без возврата. «Вы верите в чудеса?» — слышит Аня в голосе врача горькую усмешку.

Она тогда промолчала.

— Саша!

Саша так высунулся из окна, что чуть не выпал. Перепуганная Аня вбежала во двор.

— Чуть оверкиль не сделал, по-сухопутному — вверх тормашками. — Саша поднял с подоконника книгу, на обложке которой краснели буквы «SOS». — Ты где пропадаешь? Все на свадьбе гуляют. Федор, наверно, уже «Яблочко» вытанцовывает.

Тонкие гладкие брови у Ани подпрыгнули, в округлившихся глазах промелькнуло истинное, почти детское изумление.

— А уехать он хотел? — спросила Аня.

— Сделал вид, что хочет, — простодушно сказал Саша. — Но мы тут на него навалились.

— У тебя все нормально?

— Вроде порядок. Только грудь жмет.

— Ты ложись, полежи. Хватит дурачиться. Мать где?

— Спит без задних ног. Уморилась. Ты иди, пока там все не выпили.

— Ключ он должен был оставить, Федор-то.

— Сейчас подам.

Саша неохотно снял локти с подоконника. Медленно, стараясь удержаться в прямом положении, скрылся. Потом оттуда, где он был, донесся грохот.

Аня сорвалась с места, влетела в избу. Увидела Сашу, который, скорчившись, лежал на полу. Аня осторожно подняла его, уложила в постель, и только после удивилась: откуда у нее взялась такая сила, что она его подняла, как малого ребенка. Присев на краешек кровати, она припала ухом к Сашиной груди: часто, испуганно билось в ней еще не окрепшее сердце.

«Ну, какая я фельдшерица, — горько подумала Аня. — Сейчас бы пошла пить-гулять, на пляски смотреть, вздыхать, глядя на красивого моряка. Нет, не пойду я никуда, не отойду ни на шаг, пока парень не встанет на ноги…»

— Во грохнулся, — прошептал Саша. — Это у меня вестибулярный аппарат нарушен. Моряк — с печки бряк…

— Прости, Сашенька, — смахивая полотенцем капельки пота с его лба, проговорила Аня. — Не пойду я никуда.

— Это ты зря, — отстранив ее руку, сказал Саша. — Он хоть с тралфлота, но и на него уже сети понаставили…

— Как это понимать? — невольно насторожилась Аня.

— Понимай, как хочешь, — подмигнув, сказал Саша.

— Ну, мне безразлично, — отмахнулась Аня.

— Ты чего это, Аня? — сурово уставился на нее Саша. — Каменная, что ли? Федор, он — хороший…

Он, как бы стыдясь своих же слов, уткнулся лицом в подушку. Помолчав, сказал:

— Уйди ты от меня. Не буду я больше падать…

10

Аня пришла в медпункт, чтобы переодеться, прилегла на топчан и неожиданно уснула. Изнуряющая мягкая тьма обволокла ее, утопила в себе, не дав даже шевельнуться. Давний, много раз виденный сон приснился. Она, совсем маленькая, в пеленках, лежит среди поля, смотрит в небо, по которому катится неясный гул. С недетским тревожным томлением она дожидается матери, но ее все нет и нет, и некому поднять Анютку с земли, тоже начинающей гудеть и трескаться, словно под ней есть огромная пустота, а в той пустоте бушует пламя.

Потом ей, наполовину провалившейся в дымную горячую трещину, видится знакомый образ, но она вдруг догадывается, что это — не мать, это — она сама.

Аня проснулась, прислушалась к напряженно бьющемуся сердцу. Не однажды снилось это. К добру ли?