В пункте управления растерялись, ничего не понимая.
— Какого задания, какого командования? — запросил дежурный.
Чунг молчал, выводя самолеты на бомбежку стоящих самолетов. Когда сброшенные пятеркой бомбы потрясли Сайгон и вызвали пожар нескольких самолетов, он приказал своим экипажам возвращаться на базу. А сам, сделав круг над пунктом управления, ответил на заданный ему ранее вопрос:
— Мы выполняли задание командования Национальных сил освобождения Южного Вьетнама. Скоро мы будем здесь!
Через несколько минут он присоединился к своему звену и занял место ведущего.
Рано утром 30 апреля 24-й и 28-й полки сил освобождения начали штурм генерального штаба марионеточной армии.
Командир 25-й сайгонской дивизии, которая должна была оборонять Сайгон с запада, получил по радио приказ из генерального штаба немедленно пробиться на помощь городу.
— В чем дело? — возмутился он. — Почему никто не начал марша к Сайгону? — спросил он, обнаружив через час, что ни одна рота не двинулась с места.
— Ваши приказы, генерал, — ответил ему по радио один из командиров батальона, — выполнять некому. Дивизия развалилась, а дорога на Сайгон в руках Вьетконга.
Генерал подошел к своему креслу, сел в него, вынул из кобуры пистолет, проверил, есть ли патрон в канале ствола, медленно снял прилипшую к пистолету ворсинку, вставил дуло в рот и нажал спусковой крючок.
В американском посольстве шла лихорадочная ликвидация дел: сжигались документы. Дым стоял, будто горело само посольство. По еще работающей внутренней связи кто-то передал:
— Всех граждан Соединенных Штатов просят немедленно подняться на крышу посольства. Три последних вертолета заберут оставшихся и доставят на корабли в Вунгтау.
Морские пехотинцы и работники секретной референтуры, остававшиеся для уничтожения документов, но так и не справившиеся с заданием, бросили все и рванулись по лестнице вверх. За ними устремились и вьетнамцы, запрудившие двор и увидевшие призрачную надежду спастись. Но гранаты со слезоточивыми газами отсекли их от лестницы, ведущей на вертолетную площадку.
В президентском дворце генерал Зыонг Ван Минь, который когда-то стоял во главе военного заговора против президента Нго Динь Зьема и по иронии судьбы ставший последним «президентом на 24 часа», назначил на 10 часов утра церемонию приведения к присяге членов своего кабинета. Помощник «президента» обзванивал «министров» и именем «президента» приглашал их во дворец. Но не успел справить «Большой Минь» торжественной церемонии.
Покрытый пылью дальних дорог, по улицам Сайгона, к президентскому дворцу, высекая искры из мостовой, мчался на полной скорости танк. Он остановился на мгновенье перед железными воротами, а потом сбил их стальной грудью, устремился к парадному входу во дворец, перед которым на высоком флагштоке безжизненно висело знамя уже несуществующего режима.
Из открытого люка танка выскочил молодой командир танкового батальона капитан Буй Куанг Тхань. В руках у него было свое знамя — знамя победившего народа. Через несколько минут оно уже затрепетало под словно по заказу подувшим ветром. Затрепетало торжественно и гордо. Навсегда!
Над освобожденным Сайгоном, над всей страной светило жаркое тропическое солнце. Оно озаряло своим светом лица воинов, за спиной у которых осталась долгая дорога к освобождению своей земли — длиной почти в тридцать неимоверно трудных героических лет.
Ханой — Москва — Ханой
1981—1985