Последний шанс - [108]

Итак, Софи стоит под душем, подставляя лицо под упругие струи и думая о том, что Роза и ее тоже зачислила в члены своей семьи. Вытираясь полотенцем и чувствуя долетающий из кухни запах яичницы и кофе, Софи удивляется собственному легкомыслию: ну как можно с удовольствием предвкушать завтрак, если твое сердце разбито?!

Глава 51

Всего за полчаса тайна младенца Манро разоблачена, и перед Софи предстает незамысловатая и грустная история. Роза говорит, а кухню заливает солнечный свет, отчего глаза рассказчицы кажутся особенно голубыми и молодыми.

* * *

Конни всегда начинала повествование с бирюзового крепдешина. Она, бывало, говорила: «Наша Роза мечтала о новом платье, и вот однажды…» Но я собираюсь начать с других событий, которые произошли немного раньше, потому что теперь главная я!

Итак, шел тысяча девятьсот тридцать второй год. Как раз в том году умер Фар Лэп. Ты слышала про эту знаменитую скаковую лошадь, дорогая? Ну конечно, про нее все знают. Ах, ты видела фильм? Теперь мне не очень нравится ходить в кино. Никак не могу удобно устроиться в кресле. Да, наверное, надо брать с собой подушку. Ладно, не буду отвлекаться, а то Вероника, когда я утром ей все подробно рассказывала, просто из себя выходила, что я никак не доберусь до сути. Ее новая подружка тихонько посмеивалась. Эта Одри милая, правда? Похоже, у них особенные отношения. Ну, как бы то ни было, в тот год умер Фар Лэп. Помню, папа услышал об этом по радио и затопал ногами, утверждая, что нашего скакуна отравили американские гангстеры. Мы с Конни не придали этому значения.

В те времена на острове Скрибли-Гам было лишь два дома, обшитые сайдингом. В одном жила наша семья – мама, папа и мы с Конни, а на другом конце острова стоял дом деда и бабки. Туда можно было добраться только на лодке, потому что мы не расчищали заросли кустов.

Дедушка жил там один. Бабушка умерла, когда я была совсем маленькой, и я почти ничего про нее не помню, разве только то, что, приходя в гости, она всегда опускалась на колени, становясь одного роста со мной. Мне это очень нравилось. Хотела бы я опуститься на пол рядом с Лили или Джейком, но у меня так болят колени! Дедушку нашего звали Гарри Доути, и именно он выиграл остров, заключив то знаменитое пари, когда был совсем еще молодым человеком. Он очень гордился тем, что выиграл пари, и считал это главным достижением своей жизни. Дедушка много раз рассказывал нам эту историю.

Мы с Конни обожали деда и маму, но, честно говоря, не очень обращали внимание на отца. В Первую мировую он сражался во Франции, а как всегда говорила мама: «Во Франции воевать – это вам не в парке гулять». Бедняга! У него сильно болело раненое плечо и после отравления ипритом плохо видел правый глаз. Кроме того, как бы это помягче выразиться, папаша был явно со странностями. Наверное, в наше время его бы показали психиатру. Мама говорила, что до войны он был беззаботным парнем. Он пошел воевать, потому что считал это забавой, а когда выяснилось, что на самом деле это не так, возненавидел войну. У папы на глазах погибли три его лучших друга, и он считал, что кто-то должен за это ответить. Когда играли гимн «Боже, храни королеву», наш отец наотрез отказывался вставать. Он, бывало, говорил много и сбивчиво. Мама утверждала, что отец вернулся с войны совсем другим человеком, но мы его знали только таким и поэтому не очень-то ей верили. Мы как будто жили рядом с большой собакой, которой неизвестно что может прийти в голову.

Мы с Конни вели беззаботную жизнь девчонок-сорванцов. Идиллическое существование, право! Такая свобода! Иногда мне бывает жаль современных детей, которых водят в спортивные секции, записывают в балетные кружки и заставляют играть на скрипке. Мы с Конни плавали на лодке куда хотели. Разумеется, нам приходилось каждый день ездить в школу в Гласс-Бэй, но это было нормально! Конни была лучшей ученицей. Учителя считали, что ей надо поступать в университет. Я, честно говоря, училась средне. Была слишком мечтательной. После занятий мы с Конни часами бродили по острову, исследовали реку, удили рыбу и плавали. У нас было свое укромное местечко на пляже возле Салтана-Рокс, где я зарисовывала красивые наряды девушек, а Конни читала детективные романы. Мы приходили домой уже в темноте, очень голодные.

По сути дела, мы были очень избалованными девчонками. Только повзрослев, я стала понимать, как много работала мама и как она уставала. Отец наш был мясником, но, вернувшись с войны, не смог найти работу, и это было к лучшему, как говорила мама, а то еще, не дай бог, со своим больным глазом он отрубил бы себе пальцы. Папа годами пытался получить пенсию как инвалид войны, однако так ничего и не добился. Так и вижу, как он сидит за кухонным столом, сердито диктуя маме письма, потому что сам из-за плохого зрения писать не мог. Чтобы нас обеспечить, маме приходилось работать на швейной фабрике в городе. Когда она возвращалась домой, папа стоял, прислонившись к забору и ожидая, когда ему приготовят чай. Ему никогда не приходило в голову помочь по хозяйству. Как, впрочем, и нам с сестрой. Так тогда было принято. Но мама никогда не жаловалась. Она всегда рассказывала нам смешные истории о том, как сегодня прошел день. Мы с Конни покатывались со смеху. Она вечно теряла вещи. Была такой беспомощной! Потеряет билет на поезд, и приходится потом заговаривать зубы проводнику, чтобы ее не высадили. Знаешь, мама была такой хорошенькой, с вьющимися светлыми волосами! Вероятно, это ее и спасало. Однажды мама случайно опустила в почтовый ящик вместе с письмами конверт со своей зарплатой, и ей пришлось несколько часов ждать почтальона, чтобы тот открыл ящик. Ах, она была чудачкой!