Последний шаман Цитруса - [14]

— И откуда тебе знать, что Цитрус не поднял первую бурю, когда сюда навезли железок? — спросил отец.

Зак поддел эмблему носком ботинка, та по высокой дуге перелетела на песок. Зак выхватил ее, остудил, перебрасывая с ладони на ладонь, пока песчаная поземка не проглотила. Не-ет, этого рыжебрюхому монстру не сожрать.

Сунул в карман — вместе со шнурком.

— Спроси у Цитруса, — говорил отец. — И послушай, что он скажет. Его надо слушать, а не топтать. Цитрус — наш дом.

Отец пил давно и плотно. Он и до того, как запил, был не в себе. Зак смутно подозревал, что еще до Вторжения он был не в себе. Что все шаманы были не в себе. Но сейчас в голове отца и вовсе все окончательно перепуталось, и теперь безумная развалюха в кресле была лишь отдаленно похожей на того человека, которого раньше знал Зак. Помнила какие-то фразы, обрывки, совершала действия, но внутреннюю логику этих действий не всегда было возможно понять. Он просто окончательно сошел с ума.

И вроде как, это было логично и естественно, но Зак сходил с ума от безысходности рядом с ним. Больше у Зака никого не было.

Пока на него случайно не наткнулся Мист.

Сейчас Мист был Заку куда больше отцом, чем это, отвратительное, в кресле. Рэй был куда больше отцом. Черт, да Заку сейчас подпорка под крышей Базы была больше отцом.

Хренов Цитрус с его песками и бурями был больше отцом, чем это.

«Ничтожество», - процедил про себя Зак. Но заговорил мягко, как с ребенком:

— Если на то пошло, наш дом — Земля, пап. Мы прилетели с Земли. Что теперь? Собираем вещи и летим слушать Землю?

— Земля уже давно мертва, — ответил отец, вглядываясь в тонкие струйки дыма, пытающиеся пробиться сквозь пелену песка, что уже стелилась на кострище. Медуза огромным красным диском висела над самым горизонтом, отражалась в лунах — дисках поменьше, что уже выглядывали из-за песчаных барханов по другую сторону горизонта. И красные лучи отражались в глазах отца, делая его взгляд еще более безумным.

— Такие вот, как они, — кивнул он в сторону Базы, — как ты… убили ее. Цитрус жив. Мы прилетели сюда много столетий назад. И услышали его. А он услышал нас. Нигде больше не было шаманов, ни на одной другой планете, все планеты мертвы. Но не Цитрус.

«Ага, — мрачно подумал Зак, — прямо-таки самое живое место в Гряде».

* * *

Черт его знает, что творилось в голове у старого безумца. Для Зака Цитрус был не просто мертв. Он был самой смертью. Занесенной кровавыми песками смертью, сожравшей уже даже обломки кораблей, даже развалины домов, дожевывающей стены, которые раньше казались несокрушимыми.

Люди пытались жить здесь, люди везде пытаются. Но только здесь, как только они построили свои дома и стены, как только песок не смог с ними управиться, только здесь смерть свалилась и с неба.

* * *

Зак не раз пытался воссоздать картину по неровным, отрывочным рассказам отца.

Небо почернело, грохотало и взрывалось. Шамны вышли с барабанами, и на грохот с неба отвечали барабанным боем. И призванные бури выли в унисон их камланию — так говорил отец, а Заку припоминалось, что вой и впрямь менялся. Что вой сирены был лишь поначалу, а потом стало еще громче, еще страшнее, будто выл сам Цитрус, потому что его небо разорвали на части, и небо теперь валилось на головы.

Падающее небо Зак то ли вспомнил в конце концов, то ли слишком четко представил, нарисовав ложное воспоминание. Но оно стояло перед глазами, если их закрыть и вызвать образ.

Черное падающее небо.

Конечно, не само небо падало. Черным кусками обрушивались вниз обломки кораблей. И что-то горело, он точно помнил, что что-то горело, хотя там, посреди песчаной бури, попросту нечему было гореть.

Может, он придумал себе и это — отчетливый запах гари.

Отец говорил, что они подняли бури, и бури метались вокруг, пытаясь достать до кораблей, а они стояли в эпицентре. И там, как внутри торнадо, был полный штиль. И время шло иначе. И все стихло. Но это — Зак был почти уверен — это отец выкурил слишком много трав. Это для него все стихло.

Зак помнил оглушительный грохот. Далекий, будто из другого мира, будто из-за стены. И такие же далекие шаманские завывания. Идиоты очень старались докричаться до Чужих. Вероятно, чтобы запеть их до смерти.

А потом был мягкий песок под рукой.

И отец рывком поднимает за запястье, и тащит прочь очень быстро. А Зак просто молча и послушно идет следом.

Зак потом долго не говорил после случившегося. Замолчал. Немножко умер под расколотым небом, среди бурь и душных песков, под песни идиотов и бой барабанов.

А идиотам естественно ничего не прилетело на головы. Прилетело в селение. Разворотило бункер. Убило всех, кто остался там.

Он так и не спросил отца, почему его не оставили в бункере. И со временем оставил вопросы позади. Некого было спрашивать.

Вот же глупо получилось. Пока была возможность спросить остальных, Зак не говорил. Отец его и из дому не выпускал. Отпаивал всякой дрянью, пока Зак лежал на твердой кровати и молча смотрел в потолок.

Отпоил.

А остальные к тому времени все-таки поумнели — свалили подальше с Цитруса. Кого не успели увезти во время Вторжения, эвакуировали постфактум.