Последний самурай - [10]

Шрифт
Интервал

И Мифунэ сделал то же самое.

И молодой, аристократического вида человек — тоже. И вот он подбегает к самураю, стоящему на дороге, и падает перед ним на колени.

Л. (читая субтитры): Я Кацусиро Окамото. Позволь мне пойти с тобой.

Л.: Я Камбэй Симада. Я всего лишь ронин. Кто такой ронин?

Я: Самурай без хозяина.

Л.: Я не самурай, и у меня нет последователей.

Л.: Прошу, возьмите меня с собой.

Л.: Встань, иначе я отказываюсь с тобой говорить.

Л.: Ты смущаешь меня; я не слишком умел в своем ремесле. Я не смогу научить тебя чему-то особенному. Просто у меня большой опыт в сражениях. Уходи, забудь обо мне. Для твоей же пользы говорю.

Л.: Нет, я твердо решил, что иду следом за тобой, что бы ты ни говорил.

Л.: Я запрещаю тебе. Не могу позволить себе иметь последователей.

Мифунэ поднимается и смотрит на самурая. Камбэй произносит: «Онуси — самурай ка?»>4 Мифунэ (выпрямившись во весь рост) издает какое-то невнятное восклицание.

Л.: Ты самурай? Л.: Конечно!


Камбэй и Кацусиро уходят. Крестьянин какое-то время бежит за ними, потом падает на колени.


Я сказала Л., что в автобиографии Куросавы содержатся одни лишь похвалы в адрес замечательного и изумительного Мифунэ, за тем разве что исключением, что тот разражался грубой бранью, когда микрофоны плохо работали. И заметила: насколько очаровательно переводчики перевели все это с японского на ломаный английский.

Л.: Что такое «ломаный»?

Я: Это язык, на который переводят английские переводчики. «Просто у меня большой опыт в сражениях»! «Твердо решил, что иду следом за тобой»! Так уж сложилось, что большинство англоговорящих людей понимают только такой язык, пусть даже и не стали бы употреблять его в повседневной жизни.

Л.: Так это не тот язык, на котором они говорят?

Я: Можно лишь предположить, что сами они говорят на ломаном японском. Камбэй говорит: «Тада кассэн ни ва дзуйбун дэта га». «Тада» — «просто», «тогда». «Кассэн», если верить словарю, означает «сражение» или «битва»; «ни» — это «в», «ва» — частица, «дзуйбун» — «много», «дэта» — «случилось», «га» — еще одна частица, значение которой мы не будем сейчас обсуждать, при этом, похоже, довольно распространенная. С трудом верится, что «это», или «оно», передает характерный для ломаного японского смысл...

Л.: Когда ты начнешь учить меня японскому?

Я: Я не настолько хорошо его знаю, чтобы учить тебя.

Л.: Но ведь ты можешь научить тому, что знаешь.

Я: (НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ) Ну, я не...

Л.: Ну пожалуйста!

Я: Э-э...

Л.: Пожалуйста!

Сладкий и вкрадчивый голосок Чужака, здравого смысла: «Ты хваталась за столько разных занятий и вещей, думаю, тебе стоит сперва поработать над ними, прежде чем затевать что-то новое».

Л.: Ну, сколько еще просить?

Я: Что ж...

Л.: Сколько еще?

Последнее, чего мне хотелось, так это обучать пятилетнего мальчишку языку, которого сама толком не знала.

Я: Я подумаю.


Я хотела бы поразить читателя удивительным стилем. Думаю, мне не под силу соревноваться с кистью Сезанна, но если уж оставлять в жизни след, он должен поражать и потрясать воображение. Но писать следует так, чтоб тебя поняли. Так как же прикажете тогда спасать совершенство формы? И тут в воображении возникает страница с названием знаменитой «De Natura Deorum» Цицерона, ниже — строки на латинском, все остальное по-английски (возможно, по-немецки), а дальше описания личностей, довольно смутные и потускневшие за 2000 лет. И если будет угодно, я могу объяснить любую сноску читателям XXXXV века. Читателям, которым, возможно, будет известно лишь одно имя гения XXI века (которому сейчас всего 5 лет). Так что я хочу этим сказать? Я хочу сказать, что вижу в своем воображении страницу, где вместо заголовка набрано название пива «Черный ярлык», а ниже — плотная масса мелких буковок, описывающих это самое пиво «Черный ярлык», описывающих лучшую в Британии рекламу пива «Черный ярлык», а также рекламу джинсов «Ливайс», рекламу «варенок» «Ливайс» как пародию на классическую рекламу пива «Черный ярлык», классику лирической песий «Слышал это средь виноградных лоз» в исполнении Марвина Гейя в классических джинсах на фоне классической рекламы пива. Где нет упоминания о бессовестной дискриминации американской публики тех времен, которая была вынуждена экспортировать джинсы и импортировать пиво, будучи при этом лишена возможности вкусить всю прелесть и силу британской рекламы, которая прославила и дала ход всем этим товарам. Просто я хочу сказать, что прочла книги, написанные 2000, 2500, даже 20 лет тому назад, и через очередные 2500 лет людям понадобится объяснять это все, возможно даже Моцарта. А уж стоит только начать объяснять — и конца этому не будет.


СКОЛЬКО ЕЩЕ МОЖНО?

СКОЛЬКО ЕЩЕ МОЖНО?

СКОЛЬКО, ЕЩЕ, МОЖНО?


Я: Ну ладно. Если ты прочитаешь «Одиссею», и с первой по восьмую книги «Метаморфоз», и всю «Калилу и Димну», и хотя бы 30 из сказок «Тысяча и одна ночь», и Книгу Пророка Ионы, и осилишь 10 глав из «Алгебры для всех», тогда я попробую научить тебя, чему могу.

Л.: Тогда я это все сделаю.

Я: Договорились.

Л.: Сделаю.

Я: Прекрасно.

Л.: Вот увидишь.

Я: Верю.

Л.: Ну а пока я работаю над всем этим, научишь меня хотя бы алфавиту?


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.