Последний пожар - [26]

– Ты – комсомолец. Твои дядьки партизанили. А я – сын врага народа.

– Моего прадеда – Антипа Владимировича Панькина и деда Андрея ведь тоже высылали. Я – забыл. И деда Егора высылали. Он покритиковал начальство.

– Это дальняя родня. Твоего отца не высылали. А прадед и дед – не считается. Тебя приняли в КИМ, а меня и сестру лишили. В клуб не пускали.

– Петя, но твоего отца оправдали и разобрались. Ты сам не захотел вступать.

– Дураки они, на фронт рвутся. Наплели на себя, – уговаривал Волков особиста, чтобы он закрыл дело. – Они у меня самые лучшие. …Незаменимых нет, но пацаны не дезертиры. Одни с фронта бегут, а эти воевать рвутся. Таких рабочих ещё и поискать надо, – разжалобить строгих вершителей судеб начальник ремонтных мастерских не смог.

И всё же на фронт друзья опять не попали. В Свердловске эшелон загнали в тупик. Солдат с образованием, имеющих отношение к техническим специальностям, бросили на самый настоящий танковый завод. Солдатские руки нужны у орудий, а ещё нужней на фронтах танки.

4.

Не все парни огорчились повороту судьбы. «Ты слышал, как бомбы воют, видел чужую кровь и внутренности на себе? Не видел? А я видел, какого цвета кишки у раненых детей. Я крыс ел в детдоме. На пароходе были красные кресты, а немцы нас потопили. На теплушках были такие же кресты, а немецкие лётчики нас обстреливали из пулемётов, бомбили. Знали же, что наш эшелон не воинский. Знали и бомбили, делая заход за заходом, – солдатик смолк и вытер глаза. – Маму убили, сестра утонула в Ладожском озере…».

– За эту подлость они получат лично от меня. Я не видел ничего, но я не трус. Не стану прятаться за танками. Сбегу на фронт. Не удержат, – сказал Панькин, вытирая крохотный курносый нос, усеянный веснушками, как воробьиное яйцо.

– Не кипятись, – вмешалась пожилая женщина-мастер по вооружению. – Неизвестно каким станешь солдатом. Ты можешь погибнуть просто от случайной пули или осколка, а танк, который ты отправишь в бой своей рукой, сделает много военной работы.

– Слышали мы это, – сказал Ивкин. – Немцы не чурки. Не все попадут под огонь. Я – буду снайпером. Мы им устроим. Не у Проньки…

Друзья и тут быстро освоились. Ивкин устанавливал электрооборудование, а Панькин собирал двигатели. Хотя Петя – коренастый крепыш, для этой работы, казалось бы, подошел лучше, но Сидор ужом проскальзывал в любые щели танкового чрева. Случайно полез в моторный отсек, чтобы ещё раз проверить воздухофильтр, показалось ему, что контргайка крепления двигателя не зашплинтована. Он взял ключ у сборщика и попробовал подтянуть гайки. Они легко затягивались.

– Ты, что гад, делаешь? – набросился на молодого мужчину, жующего жмых.

– Пошёл ты, шкет…

– Движок сорвёт в бою. Ты на немцев работаешь? – наступал Панькин. – Перетягивай. Все гайки, – на шум собирались любопытные. Мужчина-сборщик стал надвигаться на Сидора, шепча:

– Я тебя заколю, – и полез в карман. Панькин ударил ключом по голове бракодела. Минут пять его приводили в чувство. Панькина охрана увезли на гауптвахту. Утром отпустили с благодарностью за бдительность.

Мужчина оправдывался, говоря, что гайки только наживил, не успел, как следует затянуть. Проверили все танки, готовые к погрузке. Три танка, которые обслуживал Мурзаков, оказались с браком. Крепления прослаблены, на некоторых гайках не оказалось шплинтов.

Врачи признали сборщика больным дистрофией, к тому же у него обнаружили повреждения теменных костей. После потери сознания Мурзаков ударился о трак и получил увечье.

Однажды ребята, получив на два часа увольнительные, чтобы сфотографироваться, встретили бракодела. Он был в шикарной форме. Эмблемы на петлицах говорили, что он интендант.

– Ну что, шкет, добился своего. На фронт меня не возьмут никогда. Не скачи, как блоха. У меня оружие имеется. Выдали.

– Надо было тебе вообще башку свернуть, – кинулся в атаку Ивкин Пётр.

– Глупый. Приходите на склад, я вам по банке тушенки выдам, как благодарность. Теперь хоть ноги таскаю, и семья моя не голодает. Спасибочки. Удружил.

…Представитель военного ведомства мотнул головой, как лошадь, отгоняющая слепней, увидев знакомых ребят в комбинезонах.

– Вы не моего подчинения. Кадрами не занимаюсь. Испытываю броню. Никого на фронт не отпускаю. Такая резолюция. Вы – ударники. Каждую неделю перевыполняете план. Забирайте свои заявления.

– Вы же обещали, – тихо проговорил Панькин.

– Вы сказали, что если мы за неделю с ребятами соберём по танку сверх обязательства, то вы поможет нам. И через два месяца… – заступил дорогу директору Ивкин.

– Что ещё! – подбежал инженер. – А ну прочь, сопляки…

– Ничего я не мог обещать. Я не предполагал…

– Говорили, что Анатолий Иванович Липовка слов на ветер не швыряет, – сказал Панькин грустно.

– Могу вам отпуск походатайствовать. Один на двоих, – сказал инженер.

– Сидору. У него жена девочку родила. Пусть едет. Помогите ему.

– Панькин. Завтра поедете. Трое суток получите без дороги. Эх, пацаны. На фронте убивают…

– Слышали мы это, – вздохнул Ивкин. – Вы же слово дали. Когда мы были у вас последний раз. Второй год нас дурите. Соберём танк и убежим на нём.