Последний платеж - [19]

— В определенные дни сюда приходят, вернее заходят по пути из Петербурга или в Петербург два пироскафа «Ганзаферейн» и «Николай», первые и пока что единственные на Балтийском море пароходы. Они и надежнее и быстроходнее, и комфортабельнее бродящих здесь парусников. Необходимо, не откладывая, поспешить к стоящему вон там пароходу и приобрести на нем приличные места. Каюты пока что безумно дороги, и спрос на них еще не велик, поэтому есть шансы попасть на эту морскую новинку!

Для Эдмона и Гайде, имевших хорошую паровую машину на своей яхте на случай штилей или слишком сильных штормов, пароход был уже не полной новостью, но возможность проделать путь до Гамбурга по мало приветливому северному морю на пароходе их соблазнила.

Вместе с Гурениным они направились к причалу гамбургского парохода, который, как оказалось, возвращался из своего петербургского рейса.

И вот здесь, у причального пирса произошло нечто, вторично до глубины души потрясшее Эдмона Дантеса.

В высоком и широкоплечем молодом человеке, стоявшем на борту, граф Монте-Кристо узнал ошеломленно того, кто полтора месяца тому назад дерзко и яростно нанес ему страшный удар по лицу в московском ресторане-трактире.

И еще более ошеломляющим оказалось то, что тотчас же последовало: увидев этого медведеобразного молодого человека, спутник Эдмона и Гайде, господин Гуренин, удивленно вскинул руки и радостно закричал:

— Кого я вижу! Жан, ты ли это? Какими судьбами?

Молодой великан растерянно переводил взгляд со спутника графа на него самого и Гайде, которых он несомненно узнал сколь ни коротка была их встреча в Москве. Он полувнятно забормотал с борта по-русски нечто неясное даже для Гайде, хотя ее словарь все расширялся:

— Матушка вызывала… срочное дело. А вы, дядюшка, как сюда попали? — лепетал молодой человек, не зная, что делать, как видно, то ли обнимать давно невиденного родственника, то ли спрятаться внутри парохода.

Выручил его дядюшка:

— Давай облобызаемся, племяш, как велит московский обычай! — весело и добродушно произнес господин Гуренин, вызывая его на пирс. Потом он обернулся к своим окаменевшим спутникам.

— Прошу познакомиться — мой племянник студент Жан, по-русски Иван. Как будто догадываюсь я, он приезжал на побывку из Берлина, где по примеру Ломоносова постигает бездны университетской премудрости… А это, — сделал он жест племяннику, — мои драгоценные гости, вернее — гости России, народа русского, французский граф Монте-Кристо и его прелестная, культурнейшая супруга — мадам Гайде! Прошу взаимно любить и жаловать, знакомством сим не пренебрегать!

Странное смущение и раздумье племянника не ускользнуло от Гуренина-дяди:

— Да что же это, друзья мои, стоите вы, словно пригвожденные! — вскричал он, глядя то на одного, то на другого. — Или неровен час, может быть, где-нибудь уже повстречались на перепутьях сложной нашей жизни… И еще того хуже — не поладили, может?

Эдмон взял на себя обязанность покончить с затянувшейся неловкостью. Он постарался как можно доброжелательнее и мягче улыбнуться, и произнес:

— Ваш племянник, дорогой месье Гуренин, по всей видимости, принял меня за другого кого-то… Подобные случаи бывают и не столь уж редко! Надо лишь побыстрее прояснить недоразумение, только и всего!

Он заставил себя протянуть молодому великану руку, которую тот, к его удивлению, схватил, как некий спасательный круг.

Этот молодой «медведь» — Жан Гуренин выглядел сейчас совершенно иным по сравнению с тем, каким был в Москве. Если там вся его огромная фигура дышала яростной ненавистью, гневным, даже бешеным презрением, то сейчас это был просто смущенный студент, который неправильно ответил на экзамене и потому готовый на все, лишь бы исправить свою оплошность.

Даже Гайде стало как будто жаль этого растерявшегося увальня. Она снисходительно улыбнулась и молвила:

— Многие ошибки зрения происходят от ошибок логики… Логика же учит нас, что белое не может быть одновременно и черным, а также один и тот же человек не может быть одновременно в двух противоположных точках земной поверхности…

Эта не такая уж новая идея прозвучала, видимо, впечатляюще и убедительно для молодого студента, тем более наличием знакомых по науке терминов и он совсем уже виновато заулыбался:

— Признаться я и в самом деле принял вас за других… — пробормотал он, тряся руку Эдмона и поспешил приложиться к ручке графини.

Успокоенный господин Гуренин ободряюще похлопал племянника по плечу:

— Приучайся, Жан, быть светским человеком. Я бы на твоем месте поехал учиться уму-разуму, да заодно и хорошим манерам не в солдафонский Берлин, а в царство изысканности и благородства — блистательный Париж. Сколько уже веков этот город обучает весь мир изяществу поведения и логичности мышления. Туманные идеи Канта не могут сравниться с ясностью Гольбаха и Монтена, с конкретным гуманизмом Ламерри и Дидро!.. Эх, — с веселым благодушным вздохом добавил он, — не прочь бы и я пройти какой-нибудь из факультетов Сорбонны, великого парижского кладезя знаний… Да, увы, не пустят старика…

Напряженность полностью разрядилась. Гуренин-старший осведомился у младшего легко ли он получил в Петербурге билет на пароход и, получив утвердительный ответ, бурно потащил графа и Гайде к окошку кассы.