Последний перевал - [41]

Шрифт
Интервал

В первую минуту Ивану захотелось крикнуть во все горло: «Что же ты наделал, отец! Как же ты, мерзавец, посмел покинуть свою землю и уйти за Аргунь!» Но он не мог крикнуть: спазмы сдавили горло, присох к нёбу язык. Епифана Парамоновича нисколько не смутила и не озадачила наступившая пауза: он посчитал, что их благородие хлебнули малость лишнего и вот теперь не могут повернуть языком.

— Чего стоишь как засватанная? — упрекнул он дочь. — Угощай дорогого гостя. Что есть в печи — на стол мечи!

Ляля убежала на кухню, а Иван, оправившись от шока, с удивлением подумал: как же это отец не узнал собственного сына? А впрочем, что же тут удивительного? Прошло пятнадцать лет. Тогда он был совсем мальчишкой. Кто ж его теперь узнает, тем более в военной форме! «Ну и хорошо, что не узнал, есть время собраться с мыслями, обдумать, что делать дальше», — рассудил Иван и решил не выказывать пока себя, посмотреть на эту удивительную встречу как бы со стороны.

Ермаков мельком окинул взглядом комнату. Обстановка была небедной: ковровые дорожки, паркетный пол, стол накрыт дорогой скатертью. Все это как-то не вязалось с бедной отцовской одежонкой, и Ермаков решил: видно, сторожит чуринское добро. Только зачем же понадобилось Ляле выдавать себя за купеческую дочку? Может, набивала себе цену?..

— Ну как вы тут поживаете, уважаемые соотечественники? — спросил Иван и, не снимая маскхалата, присел у стола на предложенный ему полированный стул.

— Какая тут жизня, дорогой товарищ! — застонал отец. — Перебиваемся с хлеба на квас да ждем своей кончины.

— Из каких мест пожаловали?

— Родом я воронишскай, а скитался по всему свету. Бродил, где хлебом пахнет.

— Каким же ветром занесло вас на чужую сторону? — спросил Иван, брезгливо впившись в отцовские глаза.

Отцу, видать, не хотелось ворошить старое, и он с раздражением крикнул суетившейся на кухне дочери:

— Евлалия! Где ты там запропастилась?

— Сейчас, папаня, сейчас, — откликнулась та из кухни.

Епифан Парамонович хотел перевести разговор на другое, но почувствовал, что уходить в сторону ему нельзя, и ответил неопределенно, туманно, лишь бы ответить:

— Каким ветром? Разя мало занесло суда русских с атаманом Семеновым да бароном Унгерном? Ума-то в молодости не дюже густо было засеяно. Трудно было понять, что к чему и куда тебя качнеть. Вот и сдуло за Аргунь, как чечеток в сильный буран. — Вытерев рукавом выступивший на лбу пот, он крикнул со злом: — Евлалия!

— Вы не спешите с угощением: я сыт по горло, — сказал Иван, вкладывая в эти слова свой, только ему понятный смысл.

— Нет, уж вы не побрезгуйте, товарищ командир. Для вас мы завсегда готовы, — услужливо сказал отец и закончил шутейным присловьем: — Живем не мотаем, пустых щей не хлебаем — хоть говяжий катях, а все болтается у щах…

Иван внимательно разглядывал старую, вытертую отцовскую рубаху и вспомнил, как мамка шила ее, красила луковой шелухой. У нее не было пуговок, и отец вырезал их из кожи. Одну вырезал неправильно: она торчала не кругляшком, а кривым арбузным семячком. В этой рубахе отец ходил по Ольховке, мастерил ему санки, ездил на пашню. Перед глазами Ивана всплыли черное вспаханное поле, зеленые курганы, украшенные алыми созвездиями марьиных кореньев, и скособоченная избушка, над которой заливался неунывающий жаворонок. Вспомнил про это Иван, и его душу защемила горькая досада и обида на сидящего перед ним человека. Эх ты, несчастный бедолага! Укатил за Аргунь в поисках счастья, да не нашел того, чего искал…

В комнату вбежала с подносом веселая, румяная Евлалия. Увидев на лице Ивана тяжелую хмурь, заговорщицки подмигнула ему: дескать, не робей — бог поможет! Епифан Парамонович забраковал принесенную ею бутылку шампанского, велел принести русской водочки, «чтоб чуйствительно было». Когда она вышла, Иван поглядел в маленькие, сверлящие отцовские глаза, испытующе спросил:

— Не скучаете по родным краям?

— Как не скучать? Да что поделаешь! Рад бы, говорят, в рай, да грехи не пущают.

— Сколько же лет грехам вашим? — спросил Иван, подогреваемый любопытством: что ответит отец? Сознается ли чистосердечно или понесет небывальщину?

Старик опустил глаза, подождал, пока Евлалия принесет заказанную бутылку, начал разливать в бокалы блеснувшую на свету водку. Бутылка подрагивала в его руке, стучала о края бокалов.

— Что считать? Почитай четверть века. За такой срок в других землях все грехи прощаются.

— Четверть века, говорите? — нахмурился Иван. — А по данным советского командования выходит по-другому. Зачем же вам кривить душой перед советской властью, гражданин Ермаков? Ведь ее на кривой не объедешь. Она и здесь вас нашла. От колхоза вы драпанули за Аргунь. Колхоз вам не приглянулся! Так ведь?

Всклокоченные брови Епифана Парамоновича подскочили кверху, маленькие глазки шильцем испуганно запрыгали, звякнул выпавший из рук бокал.

— Товарищ командир! Не погубите! Дайте умереть своею смертью! — взмолился старик и повалился на колени.

— Прощать мне вас нечего, — поднялся со стула Иван. — Вам надо просить прощения у своей брошенной жены Евдокии Григорьевны да у детей своих…


Еще от автора Алексей Яковлевич Котенев
Грозовой август

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На Забайкальском фронте

В книге две повести — «На Забайкальском фронте» и «Жизнь продолжается». В центре первой повести — советские солдаты, с честью выдержавшие все испытания и оправдавшие высокое доверие Родины в боях с японскими милитаристами. Вторая повесть посвящена бывшему забайкальцу, совершившему бессмертный подвиг в боях на подступах к городу Ленина, — Г. П. Масловскому. В очерках военных лет автор рассказывает о воинах-забайкальцах, которые в годы Великой Отечественной войны стояли в готовности к отражению возможной агрессии милитаристской Японии, а в августе сорок пятого принимали участие в разгроме Квантунской армии. Для массового читателя.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.