Корф улыбнулся. Поляков с надеждой смотрел то на одного друга, то на другого, рассчитывая, что хоть кто-то из них всё-таки бросит эту идею и поддержит его, но после минутного молчания он понял, что сопротивляться бесполезно: решение было окончательным!
— Нет, ребята, у вас, наверное, точно с головой не всё в порядке! Вы же сразу отправляетесь смерти в объятия!
— Ну, это ещё как посмотреть, Димас! Вместе у нас гораздо больше шансов на выживание, чем у тебя одного!
— Тем более, — продолжил Денис, — Георг и наши бывшие друзья точно готовятся к предстоящей церемонии. Они не станут тратить зря время на трёх ничтожных человечков, за которыми они и так вернуться, когда всё это закончится. Путь будет чист.
Немного поколебавшись, Димон всё-таки принял сторону своих друзей.
— Подумать только: и что я делаю? Ответ прост! — бормотал Поляков. — Я иду на самоубийство! Да, по-другому это никак не назовёшь. Проще было бы забраться на самую высокую ель в этом лесу и упасть с неё камнем вниз, избавив себя от лишних мучений!
Матвей и Денис, шедшие впереди него, еле сдерживали себя, чтобы не рассмеяться.
— Дим, — обратился к Полякову Авдеев. — Ты же сам говорил, что нельзя быть таким пессимистом. А сейчас что мы видим? Ты противоречишь своим собственным словам!
— Да пошёл ты, Матюх! Как будто самому нестрашно! Дай хоть побурчать напоследок, мало ли больше не смогу этого сделать в здравом уме и с человеческой памятью.
После того как страницы оказались у неё, и она узнала, что Матвей мёртв, Мирослава не выходила из комнаты. В том, что его больше нет, она не сомневалась, потому что в тот день, когда Сумороков преподнёс ей это страшное известие, она почувствовала острую боль в метке, связывающую, как оказалось, её и Авдеева.
В этот вечер Георг должен был провести обряд, и ей суждено было умереть.… Что могло быть ужаснее, чем смерть в таком возрасте, но почему-то девушка не особо переживала из-за этого…. Она каждый раз задавала себе вопрос: почему она не беспокоится за свою жизнь? И каждый раз давала себе один и тот же ответ: чем жить такой, какими стали её друзья, бесчувственным чудовищем, лучше вовсе не жить, тем более без Авдеева, который незаметно смог завладеть её сердцем.
Теперь ничего не имело значение: ни её жизнь, ни эти проклятые страницы. Однако, Мирослава спрятала их в надёжном месте в комнате. Она сидела на кровати, погружённая в свои мысли, когда вдруг дверь распахнулась, и девушка увидела Шевцова.
— Пошли! — сказал он.
Соколовская вскочила с кровати и попятилась назад.
— Я никуда с тобой не пойду!
— Либо ты пойдёшь по-хорошему, либо придётся сделать это по-плохому. Право выбора за тобой!
Он бросился к ней и оказался рядом так быстро, что она даже среагировать не успела. Мира стала сопротивляться, но успеха это не принесло.
— Отпусти меня!
— Успокойся! — рыкнул Шевцов.
После этого сопротивление ослабилось, и вдвоём они направились к выходу из комнаты. Когда Мирослава спускалась по лестнице, она почувствовала странный запах. Сначала она ничего не поняла, но когда оказалась в гостиной, Соколовская увидела леденящую душу картину: везде царил мрак, только свечи тускло освещали комнату, заставляя всё тело дрожать от страха. Ноги стали ватными, сознание помутнело.
Георг стоял возле стены. Мира увидела, что на ней был изображен какой-то древний рисунок, смысл которого был неясен, а над ним она смогла прочитать фразу: «Jus vitae ac necis», а под ним: «Celebratum».
Страх сковал её тело. До этого всё казалось таким нереальным, как будто вот-вот прозвенит будильник, и она очнётся от этого кошмара.
— Отпустите меня! Костя! Кристина!
Из глаз вдруг посыпались слёзы. Мареш рассмеялся:
— Они не слышат тебя. Они мои! Веди её сюда!
Костя послушно исполнил его приказание. Подведя Соколовскую к стене, он привязал ее руки и ноги. Мирослава оказалась распятой на стене. Из глаз по-прежнему, не переставая, катились слёзы.
— Боже! — шептала она. — Боже, помоги мне!
Шевцов занял своё место в кругу перед распятой жертвой, где уже находились другие вампиры.
— Я думаю, — прошептал Георг, — нам пора начинать! Полночь близится.
— Я больше не могу! — произнёс Денис, пытаясь восстановить своё дыхание.
— У нас нет времени! — торопил его Матвей. — Осталось совсем чуть-чуть! У нас каждая секунда на счету!
Часы показывали без четверти двенадцать.