Последний конфликт в независимой Греции: Союзническая война 220–217 гг. до н. э. - [26]

Вероятно, у них появился шанс помешать ахейцам организовать против них единый фронт пелопоннесцев. В связи с этим иное значение приобретают сообщения, что этолийцы вступили в переговоры с изгнанниками из Кинефы (Polyb., IV, 17, 12), потом осаждали Клейтор, требуя, чтобы жители отложились от ахейцев и вступили в союз с ними (Polyb., IV, 19, 2). Более того, до вторжения они вели переговоры и со спартанцами (Polyb., IV, 22, 5), и только появление македонского царя в Пелопоннесе не позволило им объединить силы.

Следует обратить внимание еще на одно событие: после ухода этолийцев из Пелопоннеса, туда прибыл с войском македонский царь Филипп V. Полибий отмечает, что царь опоздал, но целью его похода было оказание помощи ахейцам (Polyb., IV, 22, 2). Однако не вполне ясно, когда и в связи с каким событием Македония решила оказать помощь союзнику. Дело в том, что в битве при Кафиях, как отмечалось выше, македонский царь участия не принимал. Более того, даже после этого столкновения ничего необычного в поведении этолийцев Филипп и союзники не усмотрели и приняли решение оставаться с ними в мире (Polyb., IV, 16, 3).

Пока этолийцы осаждали Клейтор, Арат вновь обратился за помощью к Филиппу (Polyb., IV, 19,1). Здесь остаются смутными следующие моменты: кому требовалась помощь — ахейцам или союзникам; и почему призыв был направлен в далекую Македонию. Ведь с самого начала было очевидно, что сбор войска и продвижение их в Пелопоннес должно было занять гораздо больше времени, чем требовалось Тавриону, находившемуся на полуострове. Неудивительно, что македонский царь прибыл с таким опозданием. Вероятно, об уходе этолийцев он был извещен еще по дороге в Пелопоннес. Поэтому по прибытии он приказал собрать всех представителей союзников в Коринфе (Polyb., IV, 22, 2), где обсуждался вопрос об агрессии этолийцев. Пока же делегаты собирались, Филипп направился в Спарту — еще один очаг недовольства в Пелопоннесе (Polyb., IV, 22, 3–24). Согласно Полибию, спартанцы вступили в переговоры с этолийцами. Однако Доримах поспешил покинуть Пелопоннес до прихода македонских сил, что вызвало панику среди спартанских изменников. Стремясь предотвратить раскрытие их планов, они организовали массовые убийства промакедонски настроенных должностных лиц и многих других граждан.

Именно эти беспорядки и привлекли внимание Филиппа. Примечательно, что в итоге виновные остались безнаказанными. Филипп долго колебался в решении участи Спарты. В его окружении были высказаны три точки зрения (Polyb., IV, 23, 8–9). Одна восходит к Апеллесу, считавшего Спарту явным врагом, которого следует уничтожить, как в свое время Александр Македонский поступил с Фивами. Второе предложение исходило от старшего поколения, они предлагали удалить виновных из города и передать управление в руки друзей македонян. Однако царь последовал третьему совету, исходящему от Арата[196]. Царь заявил, что он во внутренние дела государств лиги не вмешивается (Polyb., IV, 24, 4–6). Подобные действия Филиппа находят лишь одно объяснение: Филипп желал продемонстрировать союзникам, что соблюдение условий договора для него намного важнее, чем потеря нескольких сторонников.

Таким образом, все приведенные выше спорные моменты показывают, что дело вокруг разгрома Кинефы обстоит несколько сложнее, чем представлено у Полибия. Но все эти противоречивые данные, пожалуй, можно увязать в единое целое, если принять во внимание тот факт, что сам македонский царь действовал в качестве гегемона Эллинской лиги. Гегемон осуществлял политическое и военное руководство союзом, обладая обширными полномочиями. Гегемон владел правом созыва синедров (Polyb., IV, 22, 2; V, 28, 3; 102, 8–9), высказывал свои предложения (Polyb., IV, 24, 5–8), председательствовал в совете (Polyb., IV, 13, 7). Как военный глава союза он созывал войска союзных государств (Polyb., V, 17, 9; 20, 1), вероятно, самостоятельно определяя стратегию и тактику военных действий, являясь главнокомандующим на войне.

Развязывание Союзнической войны ни в коем случае не связано с политикой гегемона. Дело в том, что в самом начале царствования Филиппа основным принципом его руководства были идеи Общего Мира, провозглашенные при организации лиги. Конечно, можно предположить, что Филипп V поступил так же, как в свое время Филипп II, который, объявив себя борцом за интересы эллинов, прикрывал этим лозунгом и свои собственные интересы. Однако, учитывая мягкую, компромиссную политику его предшественника Антигона Досона[197] и сильное влияние Арата, правильнее говорить, что Филипп действительно руководствовался в своих действиях в Греции союзным договором, во всяком случае на первом этапе своего правления. Именно в качестве гегемона поспешил Филипп в Грецию, узнав о смутах в Пелопоннесе.

Что касается этолийцев, то после битвы при Кафиях, понимая близость войны, они стремились всеми силами ослабить позиции противника в Пелопоннесе. Отчасти им это удалось. Элида была давним союзником Этолии, также как и Фигалея. Мессения, перешедшая на сторону Эллинской лиги, была напугана вторжением Доримаха и разгромом ахейцев при Кафиях до такой степени, что не посмела объявить войну Этолийскому союзу (Polyb., IV, 31, 1). Арату пришлось приложить много усилий, вплоть до государственного переворота в Мессении, чтобы заставить граждан изменить свою позицию