Последний Карфаген - [73]

— Начну с того, что в 1917 году был нарушен естественный ход истории…

— Ну знаешь, неужто ты будешь утверждать, что восемьдесят лет мы жили неестественно? — перебил Бобров.

— Как извращенцы? — ухмыльнулся Миха.

— Вовсе нет, я в другом смысле…

— Ну вы, в натуре, мужики, не перебивайте, — вступился Климин. — Давай, Серый, про самодержавие. Я со школы помню только про тюрьму народов и кровавый царизм.

— Да все просто, — опять начал я, — каждые четыре года мы теперь обречены выбирать президентов, так?

Все кивнули, опрокидывая по шестой.

— А они обречены рассчитываться за свои предвыборные кампании, да и вообще нормальному человеку не под силу выставить свою кандидатуру, согласны? Получается, избирательное равенство избирательно…

— Ни фига себе, масло масленое, — задумался Климин.

— Более того, каждые четыре года страну будет лихорадить в зависимости от направления политики того или иного кандидата, его человеческих и деловых качеств, а также от подергиваний кукловодов, от которых он так или иначе зависит.

— Кто ему бабки отваливал? — не удержался Игорь.

— И отваливает, — согласился Болдырев.

— В США, например, власть, как мячик, перекидывают две партии номинально, а фактически она остается у одних и тех же людей. Но средним американцам эта игра нравится, потому что им обеспечивается средний по их меркам образ жизни. По нашим же — запредельный… Все потому, что американцы со всего мира тянут на себя одеяло, именно этим занято их государство. Поэтому тамошний безработный может жить лучше, чем наш работяга.

— В натуре…

— Короче, Америка паразитирует на теле планеты. Это аксиома, доказывать ее надо только полным идиотам.

— Но, Серый, тогда почему вся эта ушлая экономика на их баксах держится? — разлил сомнение Игорь. — Значит, они умнее нас…

— Умнее и хитрее — разные понятия. Те же доллары, если их со всего мира собрать в одну кучу и всю эту кучу в одночасье предъявить Соединенным Штатам, то по стоимости это будет всё, что у них над землей есть, да ещё и метровый слой почвы со всего континента снять придется. Вся хитрость в том, что доллар стоит три цента, как полоска бумаги с рисунком. Доллар — это миф, такой же миф, как и вся мировая экономика.

— Ясно, нам от мировой цивилизации, стало быть, не обломится, давай про самодержавие, и выпьем за вас с нами и за хрен с ними, — Болдырев налил по седьмой.

Дальнейший счет вести уже было невозможно.

— Я не буду ничего говорить о тысячелетних традициях монархического управления, сложившихся в России. Не буду сравнивать темпы экономического развития, хотя они будут не в пользу большевиков и нынешних демократов. Не буду говорить об огромной роли православной церкви, хотя надо бы… Просто не хочу всуе…

— В чем?

— За бутылкой об этом не говорят.

— А-аа…

— Я вам, мужики, как детсадовским, на пальцах все объясню, только не обижайтесь.

— Валяй.

— Итак, царь. Рождается наследник престола, он уже наделен властью, регалиями, богатством. То есть ему не надо кому-то чего-то доказывать, дать наворовать команде, он ничего никому не должен. Он получает лучшее в стране воспитание и образование. С детства его воспитывают как будущего отца нации. Отца народа.

— Как Сталин, что ли?

— Вроде того, только нежнее. Ему не придет на ум ставить эксперименты над своими детьми. Ко всей России он относится, как к собственному дому. И всю свою жизнь, прекрасно понимая, что этот дом достанется в наследство его сыну, он улучшает его, делает светлее, расширяет при первой же возможности, рачительно следит за хозяйством…

— А ведь правда!

— И ему даже в голову не придет, что задний дворик этого дома или флигелек можно кому-то отдать, даже если этот кто-то назвал себя младшим братом. Он соседям даже коврик на пороге не уступит. И он так же прекрасно понимает, что о домочадцах надо заботиться и держать их в узде, иначе они от обиды или по пьяному буйству начнут бить окна и друг друга. Его воспитывают так, что он несет ответственность за эту страну перед Господом Богом! Кому-то ныне покажется данное утверждение смешным и малозначимым, но сто лет назад на нем держалась целая страна. Народ видел в царе помазанника Божия, царь видел в нем своих детей.

— Что-то я помню со школы, — озадачился Андрей, — православие, самодержавие, народность…

— Совершенно верно.

— Слушай, Серега, все это, в натуре, как правда. Просто, блин, и понятно. А че им тогда в семнадцатом году не хватало? — Климина разобрало.

— А чего сейчас не хватает? — ответил я вопросом на вопрос.

— Вот этим «не хватает» постоянно пользуются политические проходимцы, — согласился Болдырев.

— Легче пообещать рай на земле, чем сказать откровенно, что путь может быть только долгим и трудным, особенно через наши снега и непролазную грязь, — взгрустнул Андрей.

— Просторы, — добавил я.

— Но ведь на царя сейчас никого не разведешь, даже кулаком не вдолбишь, — сомневался Игорь, — а то были и плохие цари, — пристально посмотрел на меня.

— Тогда назови хоть одного хорошего генерального секретаря или президента. Чтобы при нем все жили более-менее счастливо, люди не гибли на улицах, войн не было… — возразил я.