Последний Карфаген - [72]

На крыльце избирательного участка, блистающего на фоне общей серятины свежесшитыми триколорами, я встретил друзей детства, обитающих в том же дворе, но где-то в другой жизни. Каждый — в своей. Наверное, я стал тем детонатором, который дополнил боекомплект, потому что, поочередно поздоровавшись со мной, они, не сговариваясь, выпалили терзавший каждого по отдельности вопрос: «Ну, за кого?!».

— Ни за кого, как всегда, — разочаровал их я.

— Зря ты так, Сергей, — с укоризной заметил мне Андрей Бобров, инженер одного из умирающих заводов, — нужно определиться! Страна в развале…

— Я вот, например, за Зюганова! — нетерпеливо отрапортовал бандит Игорь Климин.

Бандит ныне — такая же обыкновенная профессия, как, скажем, менеджер или специалист по лизингу и консалтингу. И как во всякой профессии специалист бывает хорошим или плохим. Игорь являлся хорошим бандитом, в том смысле, что простых и добрых людей не обижал, с соседями жил душа в душу, имел кодекс чести Робина Гуда и так же, как большинство бывших советских граждан, даже от новой «профессии» больших барышей не нажил. Но было все-таки удивительно, что он собирается голосовать за Зюганова, обещающего раз и навсегда покончить с криминализацией страны.

Ему попытался возразить наш участковый Миша Болдырев:

— Порядок сможет навести только «Единство», оно же «Медведь»…

— Это потому что там мент, ты за них и голосуешь в добровольно-обязательном порядке!.. Вам не президент, а презимент нужен!..

Климин хотел еще что-то возразить и, наверное, по старой дружбе назвал бы Мишу «мусорком», но я не позволил ситуации выйти из-под контроля:

— Не, мужики, тут без бутылки никак не разобраться.

Минуту в избирательном пространстве висело рожденное нами безмолвие. Это был вынужденный тайм-аут, во время которого каждый взвешивал, может ли он убить день, начав выборы президента с поклонения Бахусу. При этом в расчет бралось все, вплоть до детальной реакции жен и фраз типа: «донавыбирался!». Но отклонить предложение попытался только Андрей Бобров, супруга которого одной фразой вряд ли ограничится.

— А нас в подогретом виде на избирательные участки пустят?

— Еще и бюллетени на блюдечках с голубыми каемочками принесут и специальные розовые очки выдадут, чтобы мимо квадратиков не промахнулись, — успокоил его капитан Болдырев.

Через десять минут мы уже сидели в ближайшем кафе, продолжая предвыборную кампанию в обществе четырех рюмок, двух бутылок «Столичной», нескольких бутербродов и грустно-капустных салатов.

— И все же, мужики, я считаю, — ожил, разливая горячительное, инженер Бобров, — только знающий дело Примаков может навести порядок в нашем общем доме. Ведь не зря же маразмирующий Ельцин снял его с поста премьера в самые напряженные для страны дни.

— У нас с семнадцатого года всё, как в первую брачную ночь, напряженное, — хохотнул Болдырев.

— Фигня, — начал было Игорь Климин.

— За единство! — поднял я тост, чтобы не позволить ситуации накалиться.

— За какое? — спросили все, кроме Болдырева.

— Тьфу, — осознал я свою оплошность, — за наше с вами, конечно. Остальные единства и множества меня не волнуют.

— А-аа… — согласились мужики.

— Сколько же мы не собирались вместе, в натуре? — спросил Игорь.

— Да, пожалуй, с того самого девяносто первого года, когда стране капут пришел, — загрустил Миша.

— Восстановим справедливость? — налил я по второй.

Вторая и третья из-за осознания торжественности момента прошли в полном молчании, под одобрительный хруст капустного салата. Но размоченная водкой жажда справедливости и политического просвещения «темных и одураченных» масс просилась наружу.

— Я уже больше никому, кроме Зюганова, не верю, — разбил тишину Игорь, — уж пусть лучше все будет так, как было десять-пятнадцать лет назад.

— Назад пути уже нет! Так не бывает! Зато посмотрите, как начал операцию в Чечне Путин! — не выдержал Болдырев.

— Начал к началу избирательной кампании, хорошо, если она закончится к началу следующей избирательной кампании. Вот подожди, он еще и Березовскому с Гусинским страшилки покажет, но дальше этого не пойдет, — спрогнозировал Бобров.

После произнесения вслух двух последних фамилий вся наша компания язвительно поморщилась. Пришлось наливать по четвертой, открыв вторую бутылку, чтобы запить оскомину.

— Коммунисты — верняк! — утвердил Климин. — Зюганов хотя бы на серьезного мужика похож. Говорят, он даже докторскую диссертацию сам написал.

— А Примаков ГРУ возглавлял!

— А Путин ФСБ…

— Народ, разделившийся сам в себе, погибнет, — вставил я.

— В смысле?.. — остановились мужики.

— В прямом, это не я сказал, это из священного писания. Разделять и властвовать — дело сатаны. А что сейчас происходит за этим столом? Чем сейчас заняты некогда единые советские граждане, бывшие пионеры и комсомольцы?

— Я комсомольцем никогда не был, — поправил Климин. — Ты-то, Серый, за кого, я никак врубиться не могу. Наливаешь часто, а молчишь?

— Он у нас монархист, — ответил за меня Андрей.

— За царя, что ли?

— Что ли…

— Не, ну ты, Сергеич, поделись соображениями, — Игорь подмигнул барменше, чтобы она подтянула на наш стол еще одну поллитровку, дабы процесс имел достойное продолжение.