Последний Каин - [11]

— Душу! — кричит он, перекрывая свист ветра своим пронзительным визгом. — Подавай мне свою душу! Я не принимаю отказов!

И я в ужасе отшатываюсь, и тут только замечаю, что на дуге бренчат вовсе не бубенцы, нет, это побрякивают висящие там актеры: минская Клара, и рижский Геринг, и эстонский идиот, и доблестный капитан Кузнецов, и кримпленовая продавщица Валя, и неистовый чеченец Ислам, и братья-футболисты из Самтредиа, а может, из Зугдиди, и придорожная кипрская проститутка Маргарита, и придорожная калмыцкая трактирщица Катя-Укати, и еще черт знает кто… Черт знает кто… Он-то знает.

А птица-тройка… никакая это не птица, а слепая неуклюжая землеройка! И вовсе не несется она в свободном лихом полете на волне бушующих, но светлых небесных стихий, а наоборот, ввинчивается в темные, тесные, пугающие земные недра — в ад, в проклятое сатанинское царство, к вечным мукам, страшным настолько, что привыкнуть к ним не способна даже человеческая душа.

— Ага!.. Потом?! — кричит Чичкофф и тычет меня кулаком в спину. — Теперь ты понял, что бывает «потом»? Тройка-землеройка! Тройка-землеройка!

И я напрягаюсь до последней жилки, потому что понимаю, что от этого момента зависит теперь все, напрягаюсь и неимоверным усилием сбрасываю себя с облучка. Но и сатана слетает следом; он склоняется надо мной и начинает трясти, и я точно знаю зачем: он хочет вытряхнуть из меня душу. Он не принимает отказов! Надо скорее проснуться! Скорее!

Содрогнувшись, я открыл глаза и понял, что пропал: Чичкофф был и здесь, наяву! Склонившись надо мной, он по-прежнему сильно тряс меня за плечо.

— Нет! — завопил я. — Не-е-ет!! Не отдам!!!

Проходившая мимо стюардесса отшатнулась.

— Да что с вами, голубчик? — участливо произнес Чичкофф, отпуская мою руку. — Часто вам такие кошмары снятся? Все хорошо, господин Селифанский. Вы в полной безопасности.

Я перевел дыхание. Сердце еще трепыхалось у самого горла, но бояться и в самом деле было решительно нечего. Мы находились в комфортабельном салоне бизнес-класса трансатлантического авиалайнера, световое табло рекомендовало пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение.

— Где это… — неловко выдавил я. — Уже… что… прилетели?

— Так точно, прилетели, господин Селифанский, — кивнул продюсер. — Пристегнитесь, пожалуйста, и не пугайте персонал, а то у нас возникнут ненужные проблемы на выходе. Глотнете коньячку?

Я глотнул. В Ньюарке погоня за солнцем продолжилась: мы почти сразу пересели на денверский рейс. Коньяк навеял на меня грусть.

— Вы действительно надеетесь догнать его? — спросил я уже в самолете.

— Кого? — не понял Чичкофф.

— Солнце.

Он рассмеялся.

— Вы вот шутите, господин Селифанский, а между тем наш следующий участник преследует солнце совершенно всерьез.

— Он астронавт?

Честное слово, я бы нисколько не удивился, если бы это оказалось действительно так. Чичкофф пожал плечами.

— В некотором роде. Безнадежные наркоманы, знаете ли, по-настоящему живут только в своем цветном космосе. На нашей серой земле они преимущественно страдают. Как некогда говорилось, лишние люди… — он достал из кармана фотографию молодого человека. — Вот, знакомьтесь. Некто Евгений Ладогин. Правда, сейчас его зовут не иначе как Женька-Джанки. Два года назад он решил переехать из Нью-Йорка в Сан-Франциско — вдогонку за солнцем, пользуясь вашими словами.

— Почему же мы летим в Денвер?

— Потому что Джанки не слишком тороплив в своей погоне. Еще бы: ведь солнце дает ему повторный шанс изо дня в день… — Чичкофф снова рассмеялся. — В принципе, можно было бы обойтись и без нашего участия. Парень продал бы родную маму за грамм порошка, а уж получить его подпись под контрактом сумел бы даже мой самый тупой помощник… Но я подумал, что прежде нам стоит заснять его в натуральной среде. Кроме того, это по пути.

— По пути куда?

Я безнадежно вздохнул. Не знаю, как солнцу, но лично мне предложенный продюсером темп был явно не по силам.

— Не печальтесь, господин Селифанский! — Чичкофф ободряюще хлопнул меня по плечу. — Мы с вами уже почти у цели. Джанки — наш предпоследний клиент. Глотне…

— Глотну, — отвечал я, не дожидаясь окончания вопроса.

Джанки ждал нас в мотеле недалеко от денверского аэропорта под охраной двоих чичкоффских тихарей. К нашему приезду его выдерживали на голодном наркопайке, за гранью ломки. В привязанном к кровати неопрятном старике трудно было узнать юношу с фотографии, которую Чичкофф показывал мне в самолете. А между тем его годы не сильно отличались от среднего возраста остальных наших участников. Комната мотеля воняла, как дизентерийная больница.

Но кадры не пахнут. Чичкофф хотел от меня «натуральной среды», и я добросовестно зафиксировал все, что требовалось: ворох скомканных серых простыней, лужу блевотины на полу, задристанный унитаз, безумные выпученные глаза, недельную щетину, изрытые иглой конечности, запекшийся вокруг кляпа рот. Кляп, кстати, вынимать не стали: продюсер не собирался лично вести переговоры с «лишним человеком». Наркомана подписали тихари уже после нашего отъезда — за дозу и обещание дальнейшего бесперебойного снабжения.