Сощурив свои узкие, слегка сонные глаза, чуть приоткрыв негритянские губы, он забывчиво смотрел в неподвижную, будто заледеневшую стеклянной зеленью даль моря. Туда же и я перевел взгляд и долго, пока не замерцало в глазах, смотрел на белые капли чаек, дремавших вдоль отмели.
Из палатки Мухтара слышался то гневный, то ласковый голос старшего лейтенанта. После сделалось тихо. А еще через минуту старший лейтенант раздвинул красной фуражкой захватанные полы входа, вполголоса выругался и пошел к палатке рыбаков.
— Кто это? — спросил я Олжаса.
— Милиция.
— Зачем приходил?
— Рыбку просить приходил. — Олжас приподнялся на локоть, усмехнулся. — Рыбку любит кушать.
— Дал Мухтар?
— Жок. Напрасно доказывал милиция, что он родня бригадиру. Мухтарбай не поверил. Мухтарбай сказал: «Я последний из рода Жахаима». Другие умерли. Еще другие — на войне с фашистами погибли. Мухтарбай хорошо помнит свой род. Чуть не скончался милиция — так обиделся.
— Кто такой Жахаим?
— Батыр был. Аксакал. Джигит смелый был. Много коней, барашков имел. Всех других батыров завоевал.
Олжас уткнулся в книгу о космических путешествиях, а я пошел к бочке под кухонным навесом попить теплой солоноватой воды. Потом увидел, как по увалам, дальним барханам, струящим в небо пожары марева, длинно выстилая пыль, неслась автомашина. Постоял немного, соображая, куда она пойдет, и когда машина повернула в сторону Большого Сарычегонака, — побежал к морю: искупаться на прощание, запастись прохладой на всю дорогу до города.
Шофер привез газеты, письма и журнал «Огонек» для Олжаса: он был подписчиком. Немного продуктов, папиросы и отдельно — кто что заказывал. Машину обступили рыбаки, каждый день это небольшой праздник. Шофер пошагал к артельному котлу есть рыбный суп, а старик, помощник бригадира, принялся взвешивать улов. Рыбу перегрузили в кузов, накрыли брезентом, сдали шоферу по накладной, и я, обойдя рыбаков, каждому пожал руку.
Остановился возле кабины, шофер кивнул мне, я поставил ногу на подножку, и тут откуда-то сбоку твердо подошел старший лейтенант, слегка отстранив меня, проворно влез на сидение рядом с шофером. Одернув китель и уперев руки в колени, он выговорил чисто, почти без акцепта:
— Мне тоже полагается в кабинке.
От удивления я, видимо, изобразил всей своей фигурой крупный вопросительный знак.
— Начальник отделения милиции, — строго пояснил старший лейтенант.
Пришлось лезть в кузов устраиваться на рыбе. Сразу понял, как обидно меня провели: рыба уже нагрелась, припахивала, и всю дорогу через степь будет мучить меня тошноватым тлением.
Машина тронулась, качаясь, пробуксовывая на песке.
И как по резкому экрану кино замелькали кадры: зеленый кусок моря… лодка… горб верблюда… рыжий бархан… рыбаки у палатки… черная, как монашенка, повариха… палатка Мухтарбая… зеленый пласт моря… невод на берегу… повариха… опять повариха… рыжий, как огромный горб верблюда, бархан… еще бархан… И — бурая, однотонная, во все стороны света степь.
