Последний из оглашенных - [2]
2003–2011… Нет не только моего конца, но и конца света тоже нет. Однако…
Сначала стали помирать мои герои, мои «солдаты империи», мои «оглашенные»: Виктория Иванова, Даур Зантариа, Геннадий Снегирев, Андрей Эльдаров, Сергей Салтыков, мой брат Олег…
Не выдержали не иначе как новой экологии. Доктор Д., великий этолог и мученик, слава богу, еще держится.
Потом вдруг, за последние пять лет, удары пошли погрознее: смерть Гранта, смерть жены, смерть Саши-соратника, смерть великой подруги…
«Давно, друзья мои, замыслил я побег…» — бежать стало некуда, кроме как в пустую заграницу, не осталось обители на нашей необъятной (ни тебе Аптекарского острова, ни Токсово, ни Куршской косы, ни Армении, ни Грузии, ни Абхазии), все описано и списано… лишь в «пятое измерение»: «Оглашенные», «Преподаватель симметрии», «Моление о чаше»…
Стали помирать и старцы: Надежда Мандельштам, Лидия Гинзбург, Олег Волков, Алексей Кедров…
Памятник Мандельштаму (Владивосток) — 1998-й, памятник Зайцу (Михайловское) — 2000-й, памятник Хаджи-Мурату — 2010-й… «нерукотворный».
Памятник всем им и всем нам.
Итак, август 2008-го: война в Южной Осетии, смерть Солженицына.
В Грузию пришлось лететь через Киев: грузинское небо после Осетии для России было заперто. И грузинский компьютер реагировал на российский паспорт дольше, чем на прочие.
Старший офицер совершал более ответственную работу: прохаживался по желтой полосе, строго отодвигая очередь за ее границу, и я спросил встречавших нас священнослужителей, как поживает архимандрит Торнике.
Недавно скончался…
Так я узнал, что не стало отца Торнике, черного монаха, настоятеля монастыря Моцамета, крестившего нас, изъявившего волю стать и крестным отцом. Выходит, он долго ждал, чтобы я его навестил… Сначала передавал приветы, потом перестал. Я боялся подумать, что он умер, и все же подумал: ведь под девяносто! Однако скончался он лишь в прошлом году. Выходит, это я не дождался, а опоздал, достигая заветной точки: ее не стало для нас с Анной без Торнике.
А дождался я лишь смерти моего последнего героя.
Вот был красивый грузин! Чабуа, хорошо, еще жив. Но он герой собственного романа.[2]
К счастью, прибавился еще один — сам патриарх Илия Второй.
Вот кем может гордиться нация, кто может годиться ей в отцы! Это он сумел вывезти из Осетии сквозь наши танки тела грузинских юных солдат для захоронения в родной земле.
Подставили меня тогда с Абхазией, теперь подставляли с Осетией… испытывали то ли на прочность, то ли на вшивость. С Абхазией я был вынужден занять свою привычную позицию, меж двух стульев, — большой не должен подавлять маленького: Россия — Грузию, Грузия — Абхазию. Про абхазскую ситуацию я знал с 1984-го, до которого Союз все-таки «дожил». Это же надо было так умело обустроить административное деление СССР, чтобы отрезать Карабах и Абхазию, разрезать Осетию! Отец народов знал, что делал, заминировав уже тогда все будущие «горячие точки». Вот и отвечай теперь «за наше счастливое детство» (и за свое тоже)… С Абхазией подставил меня, даже знаю, кто — мой собственный живой, даже процветающий персонаж, хотя и грозится, что ждет «маслину в живот». А вот с Осетией, даже не знаю, кто, видимо, моя собственная репутация «кавказца».
На прощание патриарх подарил мне браслет, а на дочь надел крест. Отца Торнике теперь нет, сказал я тогда ему, можно я теперь за вас буду молиться? Можно, согласился патриарх.
Браслет не снимал — не снимал и… потерял.
Чтобы уснуть, вместо того чтобы считать слонов, поминаю всех, кого могу вспомнить, и лишь потом во здравие. Список помина втрое длинней, и я часто засыпаю, не дойдя до живых.
Поэтому и за Илию молюсь через раз. Поменять, что ли, списки местами?
В этом году, 2011-м, выпал и еще повод посетить — теперь Абхазию. Вспомнили Даура (которого тоже нет) как классика абхазской литературы, достали даже денег, чтобы провести «чтения» его имени… пригласили и меня. Поезжай, там хорошо: май, весна!
Что ж, не увидел крестного, не увижу и крестника…
Воспользуюсь билетом, туда и поеду.
Сухум не произвел на меня прежнего впечатления. Новейшие инвестиции никак не срастались с прежним его образом. На уцелевших зданиях замазанные отметины автоматных очередей выглядели как оспа, новоделы торчали как надгробия истраченным миллионам. Гостиницу «Абхазия», правда как могли, так и восстановили — как «Апсны». Кофе на набережной тоже варили, без этого никак.
Потягивая «крепкий с низким сахаром», я живо представлял себе пьяных солдат, весело разъезжавших на танках по набережной в обнимку со сбежавшими из разоренного питомника обезьянками.
Тянуло же меня в Тамыш, в разбомбленный дом Бадза, отца Даура, где писался в 83-м в одну счастливую ночь «Человек в пейзаже».
Цыплят тех, надеюсь, не разбомбили, а давным-давно уже съели.
Так оно и было. Старушка поинтересовалась, чего это я брожу тут. Бадза Зантариа она хорошо помнила, а Даура уже нет. «Приходил тут до тебя еще один, тоже спрашивал». — «Кто такой?» — «Известный в наших краях человек, целитель». — «Где он?» — «В горах спасается, в пещере».
Поразведав еще, я узнал, что и впрямь есть такой. Лет десять, а то и все двадцать назад появился. Пошлялся вокруг Сухума денек, странно себя вел, все звал какого-то Семиона, не понравилось ему, стреляли, времена нехорошие были, да и подался в горы. Куда? Да в те края, где Иоанна Златоуста убили, там себе пещеру нашел. Мудрый человек отец Павел! Люди к нему ходить стали, лечил он хорошо, особенно от пьянства. Даже из города стали ездить. Ну, не с пустыми руками. Тем и питается. Молится за всех, только, слух прошел, помирать собрался.
![Аптекарский остров](/storage/book-covers/81/817eb4e8f3a03719e54041f273fe9f24defbd926.jpg)
«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа.
![Человек в пейзаже](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Пушкинский Дом](/storage/book-covers/a4/a414d151dbd4726b16e068ba0276820f9eee7d0a.jpg)
Роман «Пушкинский дом» критики называют «эпохальной книгой», классикой русской литературы XX века. Законченный в 1971-м, он впервые увидел свет лишь в 1978-м — да и то не на родине писателя, а в США.А к российскому читателю впервые пришел только в 1989 году. И сразу стал культовой книгой целого поколения.
![Нулевой том](/storage/book-covers/c2/c222a79278c148897ba18d6907adae018c0aec6b.jpg)
В «Нулевой том» вошли ранние, первые произведения Андрея Битова: повести «Одна страна» и «Путешествие к другу детства», рассказы (от коротких, времен Литературного объединения Ленинградского горного института, что посещал автор, до первого самостоятельного сборника), первый роман «Он – это я» и первые стихи.
![Фотография Пушкина (1799–2099)](/storage/book-covers/55/55d34cb768860db6132414018ff91a37bb0c803c.jpg)
В книгу включены повести разных лет, связанные размышлениями о роли человека в круге бытия, о постижении смысла жизни, творчества, самого себя.
![Улетающий Монахов](/storage/book-covers/96/96ff6bcc5c39c16578f1f72831e65edef62a27b9.jpg)
Книга «Полет с героем» подготовлена к 70-летнему юбилею классика современной русской литературы Андрея Битова, прозаика, сценариста, общественного деятеля, лауреата многих литературных премий, президента Российского Пен-клуба. Наряду с романом «Пушкинский дом», названным в свое время эпохальным, это самая петербургская книга автора, состоящая из двух разделов. Роман-пунктир «Улетающий Монахов» построен, как «Герой нашего времени» Лермонтова: новеллы связаны одним героем. Но если Печорин — герой одного возраста, то Монахов в течение шести глав проживает полвека: все сезоны мужского возраста, от подростка до пожилого человека.
![Золотой желудь](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Время безветрия](/storage/book-covers/39/399b79656001b7f866e74cc0bd0c89db9c17dfce.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![На новой земле](/storage/book-covers/70/707eb78bf256ad888d62c292fc742a2ef01c6945.jpg)
Герои третьей книги Джумпы Лахири не чувствуют себя чужими ни в строгих пейзажах Массачусетса, ни в уютных лондонских особняках. Эти молодые люди, выпускники элитных колледжей Новой Англии, уже, казалось, полностью ассимилировались, воспринимают себя уже настоящими американцами. Но все-таки что-то не дает им слиться с успешными яппи, своими однокашниками, и спокойно воплощать американскую мечту. И это не только экзотически звучащие имена и цвет кожи, выдающие их бенгальское происхождение…
![Роман с мертвой девушкой](/storage/book-covers/92/929ee641026efd061b4225ce03232db2f807dbfe.jpg)
Наделенный жуткой, квазимодской внешностью тихушник, сам себя обрекший трудиться на кладбище, неисповедимыми путями попадает в самую гущу телевизионной беспардонщины и становится ведущим передачи «Красота спасет мир». Его новые знакомцы: кинорежиссер Баскервилев, поэт Фуфлович, врач Захер, журналист Поборцев (настоящая фамилия — Побирушкин) и телемагнат Свободин (подлинная фамилия — Душителев) не идут в сравнение с покинутыми подопечными, уютно обосновавшимися под могильными холмиками на плодородных нивах умиротворяющего погоста, куда герой влечется усталой душой… Именно на кладбище настигает его чистая неземная любовь…
![Странствие слона](/storage/book-covers/b9/b9ce32180bffd32efb659b26b11bb08ae2dc2eaf.jpg)
«Странствие слона» — предпоследняя книга Жозе Сарамаго, великого португальского писателя и лауреата Нобелевской премии по литературе, ушедшего из жизни в 2010 году. В этом романе король Португалии Жуан III Благочестивый преподносит эрцгерцогу Максимилиану, будущему императору Священной Римской империи, необычный свадебный подарок — слона по кличке Соломон. И вот со своим погоншиком Субхро слон отправляется в странствие по всей раздираемой религиозными войнами Европе, претерпевая в дороге массу приключений.
![Статьи из журнала «Медведь»](/storage/book-covers/75/750ae2057975885d9c4da1eaddbf1ce4c365c7a5.jpg)
Публицистические, критические статьи, интервью и лирический рассказ опубликованы в мужском журнале для чтения «Медведь» в 2009–2010 гг.
![«Я все оставила для слова…»](/storage/book-covers/06/06780ef137bff026edf52152a6b616ac82e16e6e.jpg)
«Великая юродивая» русской поэзии сегодня жила бы мэтром. Ее диковатая, непосредственная, будто детская, стихотворная речь — эффективная прививка от замучившей поэтов и обозревателей литературной инерции. Студентка Литературного института Евгения Коробкова несколько лет работала с архивами Некрасовой и нашла ряд не опубликованных до сих пор текстов, а также восстановила некоторые уже известные стихотворения в авторской редакции.
![Чем латают черные дыры](/storage/book-covers/a5/a59c16e86f6e7017e7e11834dd472b23acdba893.jpg)
Два рассказа писателя из цикла «историй от первого лица» уже публиковались в № 4 за прошлый год. Новые также составили пару. Главные герои рассказов «Острое чувство субботы» и «Чем латают черные дыры» пересекались только случайно и останутся друг для друга незнакомцами. И все же есть какое-то «кармическое» сродство между репортером-неудачником и сумасшедшим, который садится в метро, чтобы дописать на клавиатуре с болтающимся проводом свои послания «международному мировому Интернету». Униженные и оскорбленные, ставшие героями никем не записанных анекдотов, они выживают внутренней силой души, которая, оказывается, еще умеет надеяться.
![Лёвушка и чудо](/storage/book-covers/07/073912bd7beb52db22efc8d1c3c7eda900ce3a3d.jpg)
Очерк о путешествии архитектора к центру сборки романа «Война и мир». Автор в самом начале вычерчивает упорядоченный смысл толстовской эпопеи — и едет за подтверждением в имение писателя. Но вместо порядка находит хаос: усадьбу без наследного дома. И весь роман предстает «фокусом», одним мигом, вместившим всю историю семьи, «воцелением времени», центровым зданием, построенным на месте утраченного дома.
![И раб судьбу благословил](/storage/book-covers/3c/3cbf26f04ca1b2da047030d7ee06e5e453591384.jpg)
В предложенной читателям дискуссии мы задались целью выяснить соотношение понятий свободы и рабства в нынешнем общественном сознании. Понять, что сегодня означают эти слова для свободного гражданина свободной страны. К этому нас подтолкнули юбилейные даты минувшего года: двадцать лет новой России (события 1991 г.) и стопятидесятилетие со дня отмены крепостного права (1861 г.). Готовность, с которой откликнулись на наше предложение участвовать в дискуссии писатели и публицисты, горячность, с которой многие из них высказывали свои мысли, и, главное, разброс их мнений и оценок свидетельствует о том, что мы не ошиблись в выборе темы.