Последний интегратор - [7]

— У вас ещё что-то? А то я прямо сейчас поехал бы в водное управление.

— Ещё кое-что, — сказал Карапчевский. — Вы знаете, что происходит в Первой гимназии?

— Рассказывайте, — сказал префект. — Похоже, меня на один день включили в состав Интеграционного комитета.

— Восемь лет назад вы просились в состав Инткома. Помните?

— И не жалею, что просился. Я вас всегда поддерживал. Но пришлось выбирать между городом и интеграционным движением. Вы не считаете меня предателем за то, что я выбрал город?

— Нет, конечно. Потом многие выбрали себе другие занятия. Но были и есть те, которые выбирают интеграцию.

— Никита Максимович?

— Да. Или вот, например, Иван. — Карапчевский показал на меня, как на экспонат выставки. — Студент второго курса, отличник, профессора его хвалят, а он ещё находит время, чтобы у нас работать. Это наш новый сотрудник.

Префект перевёл на меня немигающие глаза.

— Очень хорошо, — сказал он. — Значит, молодёжь тоже понимает важность вашей работы. Так что с гимназией?

— Первая образцовая гимназия на прошлой неделе из совместной превратилась в раздельную, — сказал Карапчевский. — Я узнал об этом только вчера. Семнадцать детей-кхандов были исключены. Напомню, это была последняя в городе совместная гимназия. Сначала кхандов изгнали из Пединститута, теперь из гимназий. Это перечёркивает всё, что я делал здесь в течение девяти лет.

— Вы как будто обвиняете меня? — сказал префект. — Внутренние уставы гимназий, тем более Пединститута не зависят от городских властей. По закону об интеграционном эксперименте, само учебное заведение решает, быть ему раздельным или совместным. Вы ведь сами писали этот закон. Директора гимназий в соответствии с ним делают свой выбор. Почему они делают такой выбор, а не другой — это вопрос к ним. У меня дети учились в совместной гимназии, я как отец был полностью за.

— Значит, вы не можете повлиять на директора? — спросил Карапчевский.

— Поверьте, у директора больше возможностей повлиять на меня, чем у меня — на него. Попробуй я только, ваши же друзья-газетчики с радостью напишут, что префект превысил свои полномочия. Поезжайте к директору и спросите с него сами. Мы, городские власти, сделали, что могли. Вы говорите, что Первая гимназия — последняя совместная. Но мы построили на Островах прекрасную гимназию, совместную и своего рода тоже образцовую. Я лично ей горжусь как большим достижением нашего города.

— Она раздельная, а не совместная.

— Она всё-таки совместная, — мягко возразил префект. — Но, увы, на Островах живут только кханды. Почему-то.

— Ваша гимназия — тоже дифференциация, — сказал Карапчевский.

Префект дотронулся до булавки-скарабея.

— Александр Дмитриевич, я все эти годы вам помогал, — сказал он, — и теперь вы причисляете меня к дифференциаторам. Странная благодарность.

Карапчевский посмотрел на портрет первого консула. Префект тоже посмотрел на портрет первого консула. Что-то было в их взглядах такое, что я не могу описать.

Префект встал, подошёл к селектору и попросил у секретарши принести что-нибудь попить. Как только он закончил говорить с ней, сразу же открылась дверь и вошла молодая женщина с нарисованным лицом. Она поставила на стол поднос и вышла. На подносе, в трёх запотевших высоких стаканах пузырилась минеральная вода.

— По-моему, надо освежиться, — сказал префект.

Он кончиками пальцев поднёс стакан ко рту и сделал маленький глоток. Карапчевский к своему стакану не притронулся. Мне, честно говоря, сильно хотелось пить, но я себя пересилил.

— Значит, больше вопросов ко мне нет? — спросил префект и поставил стакан на место.

Стакан даже не звякнул.

После недолгого прощания мы вышли. Карапчевский молча шёл по улице. Он как будто забыл обо мне.

В Инткоме Карапчевский налил воду из чайника в стакан и одним глотком выдул целый стакан. Я последовал его примеру. От Никиты Максимовича мы узнали, что полиции ещё не было и что наместник сегодня снова не может принять Карапчевского, потому что он снова в отъезде.

— Зато первый зам примет, — сказал Никита Максимович.

— Хоть кто-то, — сказал Карапчевский. — Тогда я сейчас в Дом наместника, а потом — в гимназию. А тебе придётся сидеть здесь, Никита.

Никита Максимович пожал плечами. Было забавно наблюдать, как этот великан смиренно подчиняется Карапчевскому. Я был уверен, что он не двинется с места, пока Карапчевский не разрешит. «Бульдог интеграции». Нет, это не насмешка, это уважение и почтение.

— А мне с вами? — спросил я.

— Конечно! — сказал Карапчевский. — Помните, что я говорил? Смотрите и думайте.

* * *

В Доме наместника я тоже раньше никогда не был. Коридоры здесь как будто продолжали коридоры префектуры. Те же дорожки на полу. Те же высокие потолки. Та же лепнина на стенах. Те же лестницы с широкими деревянными поручнями, которые нельзя было обхватить. Та же женщина с нарисованным лицом — только в два раза старше. Тот же портрет первого консула — только не поясной, а в полный рост.

Первый заместитель наместника встретил Карапчевского так же радушно, как и префект. Мне он точно так же едва кивнул. Я не обижался на такое презрительное отношение. Эти люди в моей иерархии стояли намного ниже Карапчевского. Доверие Карапчевского для меня было важнее.