Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [156]

В конце концов, Самарин и Данильчук уговорили потрясенного таким вероломством Крымова поехать вместе с ними.

Говорили, что объяснение Керенского с Крымовым вышло бурное, и генерал даже дал тому пощечину. После этого в разгневанного генерала выстрелил адъютант Керенского. Раненого Крымова перенесли в автомобиль и отвезли на Захарьевскую, 17, где в то время находился «политический кабинет» А. Ф. Керенского.

Когда спустя два дня вдову генерала допустили в Николаевском госпитале к телу мужа, врач шепотом ей объяснил:

– Странное самоубийство… очень странное. Края раны не обожжены… мне кажется, выстрел был произведен с расстояния двух шагов. Да и само направление пули… Самому так нельзя застрелиться…

Так, тайна, связанная с «политическим кабинетом» Керенского, и не была раскрыта. Бывшие при генерале бумаги, и в том числе телеграмма Керенского – все бесследно исчезло. Остались лишь догадки.

…А Михаил Александрович все эти дни так и находился под домашним арестом. 29 августа его вместе с Наташей, двумя детьми, гувернанткой мисс Ним и верным Джонсоном привезли сначала в расположение одной из воинских частей. Но потом объявили, что они будут находиться под охраной в каком-то небольшом помещении в центре города. И вот в сопровождении шестидесяти пяти солдат их привезли в новую «тюрьму». Увидев ее, Михаил тут же запротестовал: «Помещение совершенно непригодно для нашего проживания. В нем нет элементарных удобств, и имеются всего три кровати».

Столкнувшись с возмущением арестованных, охранник предоставил им возможность самим выбрать место временного пребывания под охраной. Вскоре Джонсон выяснил, что Алексей Матвеев – дома, и готов принять их в своей квартире, на набережной реки Фонтанки. Им тут же выдали на это официальное разрешение. Уставших, с двумя напуганными детьми, их, опять под конвоем, переправили на Фонтанку. Конечно, охрану установили и там, но все-таки семья оказалась в нормальных бытовых условиях. Это была хоть и маленькая, но победа.

Так продолжалось целую неделю. Михаил сделал запись в дневнике: все это время их охраняли как опасных преступников. О своей дальнейшей судьбе Михаил и Наташа могли лишь догадываться, неизвестность пугала и настораживала. Неудивительно, что в такой обстановке у Михаила вновь обострилась язвенная болезнь. Наташа, которая всегда очень беспокоилась о его здоровье, настояла на том, чтобы мужа осмотрели специалисты. 4 сентября в квартиру Матвеева приехали трое врачей. Обследовав больного, они рекомендовали строгую диету, грелки, полный покой. Но разве все это возможно в сложившихся обстоятельствах? Впрочем, вечером того же дня к ним приехал адъютант Керенского Григорьев и объявил, что вскоре они будут освобождены.

Эта уступка властей подтолкнула Джонсона обратиться за помощью к Британскому послу сэру Бьюкенену. Тот, в свою очередь, связался с министром иностранных дел «республиканского правительства» М. Терещенко. Кроме того, посол отправил телеграмму личному секретарю Георга V лорду Стамфордхему: «К сожалению, Великий Князь Михаил, боюсь, переживает не лучшие времена… Я выразил решительный протест Терещенко по поводу плохого обращения с Его Императорским Высочеством, и он, в свою очередь, выразил неудовольствие Керенскому… После разговора с его секретарем я надеюсь, что Великий Князь будет немедленно освобожден».

На самом же деле Михаила Александровича и его домочадцев не освободили из-под ареста. Но Терещенко дал согласие на то, чтобы их отвезли домой, в Гатчину, и там содержали под охраной. К тому времени, когда Бьюкенен отправил телеграмму в Лондон, они уже выехали из Петрограда. И до Гатчины добрались поздно вечером 6 сентября.

Их кортеж состоял из пяти машин, две из них принадлежали великому князю. В одной находился он сам, Наташа, дети и капитан Козьмин. В двух машинах разместились слуги и принадлежавшие семье вещи. Еще в одном автомобиле сидели мисс Ним, Джонсон и комендант Гатчины. А замыкал это необычное шествие Роллс-Ройс, в котором ехала охрана. Как только они прибыли на Николаевскую улицу, 24, Михаил Александрович, самочувствие которого в последние дни лишь ухудшилось, лег в постель. В дневнике он написал, что очень рад возвращению домой.

Бьюкенен провел весь день в хлопотах, но помочь ничем так и не смог. Британское правительство не захотело принять никого из Романовых, о чем посла, находившегося в Петрограде, уведомили в «частной и секретной телеграмме». А спустя несколько дней Терещенко сообщил сэру Бьюкенену, что на «секретном заседании кабинета» принято решение разрешить членам императорской семьи выехать за рубеж. Первой предоставлялась эта возможность вдовствующей императрице. Она могла ехать, куда пожелает – в «Англию, Данию или Финляндию». Следующий на очереди, как сказал Терещенко, великий князь Михаил. И добавил: эту информацию необходимо сохранить в тайне.

Этот разговор состоялся за день до «Корниловского мятежа», когда войска Дикой дивизии подошли к Гатчине. Однако, страх Керенского перед лицом наступающей «контрреволюции» подтолкнул его к решению разрешить Михаилу выехать за границу, чтобы великий князь не стал вдохновляющей идеей для монархистов. Возможно, это был просто акт доброй воли? Хотя, вряд ли… Доброта не совместима с той политической ситуацией, в которой в те дни находилась страна. Во всяком случае, ничего из этих переговоров не вышло. Граница для Михаила Александровича и его семьи по-прежнему была на замке.