Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [154]

Спустя полчаса из столицы вернулись Наташа и Джонсон. Им объявили, что они тоже арестованы. Козьмин протянул Михаилу Александровичу документ, кивнул на прощанье и уехал, оставив новоявленных арестантов «заботам» местного коменданта и его людей. Бумага была подписана бывшим революционером-террористом, а ныне руководителем военного министерства Борисом Савинковым[244], и в ней говорилось, что «бывший великий князь Михаил Александрович» должен содержаться под арестом вплоть до дальнейшего специального распоряжения.

Михаил Александрович усмехнулся: с каких это пор он стал «бывшим Великим Князем»? Ведь никакого распоряжения на этот счет не было!

Впрочем, арест этот вполне объясним: новое правительство панически боялось «контрреволюции», которая могла выступать за восстановление монархии. Страхи Керенского были основаны, прежде всего, на слухах, которые поступали из Ставки. Оттуда ему доносили, что по вечерам, чтобы досадить «местным демократам», офицеры открывали окна штаб-квартиры и играли на рояле старый национальный гимн «Боже, Царя храни», а не марш революционеров – «Марсельезу».

Вот Михаила и арестовали – из-за боязни «монархической контрреволюции». Правда, непосредственная причина этого иная: она была обусловлена курьезным «планом» спасения Николая II и его семьи и возвращения их из Тобольска. Центральной фигурой в этой истории стала бывшая фрейлина императорского двора Маргарита Хитрово[245]. Слепо преданная царской семье, Маргарита отправилась в Тобольск, захватив с собой огромное количество писем от разных лиц, адресованных Николаю и Александре, спрятав их в подушку. Через несколько часов после ее прибытия 18 августа в небольшой сибирский город, комнату бывшей фрейлины в гостинице обыскали, подушку вспороли и письма, конечно, нашли. Незадачливую путешественницу арестовали и на следующий же день отправили обратно в Петроград.

Письма носили личный характер, и в них не было никакой крамолы, но в безумной атмосфере, которая царила в те дни в Петрограде, арест Хитрово в Тобольске многими был воспринят как пресечение контрреволюционного заговора. Сильно преувеличенные слухи об этом «заговоре» дошли до правительства, но когда волнение немного улеглось, стало ясно, что поездка в Тобольск бывшей фрейлины – не более чем романтическое приключение.

Что же касается Михаила и Наташи, то своим арестом они были скорее удивлены, чем взволнованы. И молчать вовсе не собирались. Михаил Александрович тут же написал письмо Керенскому, в котором выразил протест. Новый вершитель судеб, которого теперь нередко называли «Наполеоном Всея Руси», ответил, что в данный момент считает необходимым держать его «в изоляции». Через несколько дней все же удалось выяснить, что семья пострадала из-за заговора, который так никогда и не имел места.

Зато следующий заговор, получивший впоследствии название «Корниловского мятежа», оказался вполне реальным.

…29 августа, в три часа ночи, Михаила и Наташу разбудил стук в дверь. На пороге стоял взволнованный комендант Гатчины. Он сказал, что дает хозяевам час на сборы, и после этого должен отправить их в Петроград. Но возникли непредвиденные обстоятельства: военные водители никак не могли завести машины Михаила, и им пришлось вызвать его личного шофера Ведикова, как он и просил, впрочем, с самого начала. В итоге выехали под конвоем в Петроград только в начале шестого утра.

С точки зрения охраны, они успели покинуть город как раз вовремя. Чуть позже, утром этого же дня, Дикая дивизия, которой когда-то командовал Михаил Александрович, окружила Гатчину. Всадники приняли непосредственное участие в мятеже, который А. Ф. Керенский спровоцировал поднять генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова[246].

Изначально генерал Лавр Корнилов призван был усилить своими действиями позиции правительства, а не выступать против него. Ведь после неудачного наступления наших войск летом 1917 и отставки генерала А. Брусилова его назначили на пост Верховного Главнокомандующего. Произошло это 19 июня. Почему же именно его? После провала наступления членам правительства стало ясно, что армией должен командовать человек железной воли, который сожмет войска в кулак и вернет им дееспособность. Корнилов оказался именно таким военачальником, поэтому его и назначили Верховным. Американский посол в России Д. Р. Фрэнсис[247] так написал об этом назначении: «Корнилов сменил Брусилова на посту Верховного, так как он жестче и уже расстрелял сто сорок солдат».

После июльских событий, когда была пресечена попытка большевиков захватить в стране власть, вместе с известным в прошлом террористом, а теперь управляющим военным и морским министерством Б. Савинковым и Обер-прокурором Святейшего Синода В. Львовым[248] генерал Корнилов направил Керенскому телеграмму, в которой говорилось о необходимости немедленного восстановления в армии смертной казни:

«Армия обезумевших людей, не огражденная властью от интенсивного разложения и развращения, бежит. На полях, которые даже нельзя назвать полями сражений, царит сплошной ужас, позор и срам… Смертная казнь спасет многие невинные жертвы ценой гибели немногих изменников, предателей и трусов».