Последний хранитель - [2]

— Чернильные пятна — надежный показатель умственного здоровья, — обиделся Аргон. — Проверенный и испытанный.

— Проверенный, — пробурчал Артемис. — Психами на психах.

Аргон выложил на стол карту.

— Что ты видишь в этом чернильном пятне?

— Я вижу чернильное пятно, — сказал Артемис.

— Да, но что-то это пятно тебе напоминает?

Артемис раздраженно усмехнулся.

— Карту номер пятьсот тридцать четыре.

— Извини?

— Карта пятьсот тридцать четыре, — повторил Артемис. — Из серии шестисот стандартных карт с чернильными пятнами. Я запомнил их за время наших сеансов. Вы даже не перемешали колоду.

Аргон проверил номер на тыльной стороне карты: так и есть, 534.

— Знание номера — не ответ. Что ты видишь?

Артемис скривил губу.

— Я вижу окровавленный топор. А также раненого ребенка и эльфа, завернутого в кожу тролля.

— В самом деле? — заинтересовался Аргон.

— Нет. Не совсем. Я вижу прочное здание, возможно, семейный дом, с четырьмя окнами. Верный пес провожает меня по мощеной дорожке к двери, которая видна вдали. Я думаю, что, сверившись со своим справочником, вы найдете, что этот ответ попадает в раздел «здоровые параметры психики».

Проверка Аргону не требовалась. Гадкий мальчишка был прав — как всегда. Может быть, он сможет огорошить Артемиса своей новой теорией? Это не входило в программу, но могло принести доктору немного славы.

— Ты слышал о теории относительности?

— Это шутка? — моргнул Артемис. — Я путешествовал сквозь время, доктор. Полагаю, мне кое-что о ней известно.

— Нет. Я не об этой теории. Моя теория относительности предполагает, что все вещи магически связаны между собой, и на них влияют древние заклинания или магические горячие точки.

Артемис потер подбородок.

— Интересно. Только я полагаю, что этот ваш постулат следует назвать скорее теорией соотносительности.

— Итак, — сказал Аргон, стараясь игнорировать насмешливый тон Артемиса, — я провел ряд исследований и выяснил, что Фаулы на протяжении тысячелетий были источником неприятностей для волшебного народца. Десятки твоих предков искали под землей кувшины с золотом, хотя преуспел в этом только ты.

Артемис выпрямился в кресле: это было действительно интересно.

— И я никогда не знал об этом, поскольку вы стирали память у моих предков.

— Точно, — сказал Аргон, довольный тем, что ему удалось завладеть вниманием Артемиса. — Когда твой дед был молодым, твой собственный отец своими руками связал гнома, который забрел к нему в поместье. Думаю, он до сих пор вспоминает тот день.

— Пускай, — тут голову Артемиса внезапно посетила любопытная мысль. — А что, собственно, привлекло того гнома в нашем поместье?

— То, что там сохранилось невероятно большое количество остаточной магической энергии. Некогда в поместье Фаулов произошло нечто грандиозное — в магическом смысле.

— И эта сохранившаяся магическая сила зародила мысли в наших головах и подтолкнула Фаулов к вере в магию, — чуть слышно пробормотал Артемис.

— Разумеется. Это ситуация гоблина и яйца. Что вернее: ты начинаешь думать о магии, а затем находишь ее? Или магия сама подталкивает тебя думать о ней?

Артемис занес несколько пометок в свой смартфон.

— А это колоссальное магическое событие, нельзя ли о нем поподробнее?

— Наши хроники не уходят так глубоко в прошлое, — пожал плечами Аргон. — Я полагаю, мы говорим о том времени, когда эльфы жили на поверхности Земли, а это было более десяти тысяч лет назад.

Артемис встал и склонился над сидящим эльфом. Он вдруг почувствовал себя должником перед доктором, открывшим теорию соотносительности, которую действительно стоит исследовать.

— Доктор Аргон, вы вывихнули ногу в детстве?

Аргон был настолько удивлен, что честно и сразу ответил на этот очень личный вопрос, что, в общем-то, нетипично для психиатра.

— Да, именно так.

— И вас заставили носить ортопедические башмаки со специальными толстыми вкладышами?

Аргон был заинтригован. Он уже сто лет не вспоминал о тех чудовищных башмаках и, по правде, совсем забыл о них — до этой минуты.

— Только один, на правой ноге.

Артемис понимающе кивнул, и Аргону показалось, что они поменялись ролями, и теперь он сам стал пациентом.

— Я предполагаю, что ваша нога была возвращена в правильное положение, однако в ходе лечения слегка была искривлена бедренная кость. Простая скобка решит проблему с вашим бедром, — Артемис вытащил из кармана сложенную салфетку. — Я набросал чертеж, пока вы заставляли меня ожидать нескольких последних сеансов. Фоули сумеет соорудить для вас такую скобку. Впрочем, я мог ошибиться на несколько миллиметров в размерах вашего тела, поэтому лучше перепроверить.

Он оперся всеми десятью пальцами о столешницу.

— Теперь я могу идти? Я выполнил свои обязательства?

Доктор хмуро кивнул, подумав, что ему, пожалуй, придется умолчать о сегодняшнем сеансе в своей книге. Артемис широкими шагами прошел по кабинету и скрылся за дверью.

Аргон изучил чертеж на салфетке и инстинктивно понял, что Артемис прав относительно его бедра.

«Либо этот парень самое нормальное создание на всей Земле, — подумал он, — либо настолько закрыт, что все наши тесты не смогли даже поцарапать его броню».

Аргон взял со стола резиновый штамп и большими красными буквами оттиснул на обложке папки с историей болезни Артемиса: «ЗДОРОВ».