Последний фарт - [27]
— Уже февраль, и никаких известий, — вырвалось у Лены.
— Да, чего только не подумаешь. Одет легко. Дорога дальняя. А сам такой слабенький, — рассеянно подхватила Лиза. — Не случилось бы чего с Мироном.
— Я о старателях.
— А-а-а… Да, тоже пропали, — Лиза снова склонилась над вязаньем.
Они помолчали.
В окно мягко ударился и прилип к раме снежный комок. Лена вскочила.
— Наверное, Петька, — она быстро оделась и выбежала из дома.
У калитки забора прохаживался Петька. За осень он вытянулся, на губе пробился заметный пушок.
— Привезли почту, — сказал он тихо. — Павел Григорьевич спрашивал.
— Где он?
— У Амосовых, — ответил парень и сразу ушел.
Лена побежала к Амосовым. В избе у них были Федот и Павел Григорьевич.
— А-а-а, это ты, дочка? — Павел Григорьевич поднялся и поцеловал ее в щеку. — Растешь, хорошеешь, — улыбнулся он. — Что-нибудь знаешь о Мироне? Где он запропастился?
— Не вернулся еще.
— А это я и сам вижу. Выходит, я дарма тащился. Что в Охотске скажу? Кому вручить пакеты?
— Оставьте, передам.
— Передать, дочка, и без тебя есть кому, а поговорить надо. — Павел Григорьевич облокотился на стол. — Везде большевики власть берут, а тут все, как было раньше. Ведь опора нужна народная, а где она? Ах, очкастый, очкастый.
— Ничего не слышно о золотоискателях? — тихо спросила Лена, отводя глаза. — Может, вместе придут?
— Кажись, Полозова видели сегодня в якутском поселке у старика Вензеля.
— Вензеля? — Лена замешкалась. — Вернулся? Вы его видели?
— Нет еще, — дядя Паша кивнул на Федота. — За ним его отец побежал.
Лене казалось, что все слышат, как громко забилось ее сердце.
— Дай винтовки и скажи, что делать. Есть у нас тут несколько человек. — Федот уже не мог сидеть без дела.
— Несуразный ты парень, — Павел Григорьевич поморщился. — Разогнать комитет и выбрать власть немудрено, а вот уберечь? Вон летось японцы поставили сети около устья реки, и таежные люди остались без юколы.
— А разве их кавасаки и кунгасы не разбил осенний шторм?
— Постой, паря, постой? — Павел Григорьевич пристально глянул на Федота. — Так эвон что получается? Выходит, это ты сделал. А сети-то остались. Придет весной шхуна, и снова…
— Сети не катер. Их цепями не прикуешь. — Видно, Федот знал, как и от сетей избавиться.
— Ты гляди, паренек, как бы…
— Гляжу, Дядя Паша. Чего уж, — ухмыльнулся Федот.
Павел Григорьевич повернулся к Лене.
— Не обессудь, дочка. Думал — знаешь, где Мирон. Вот и позвал тебя.
Лена попрощалась и вышла.
Отец Федота позвал Полозова к Амосовым. Здесь Иван и рассказал о несчастье с Мироном.
— Опасность миновала. Ступни заживают, но пальцы. — Он развел руками. — Мирон уже бунтует, хочет ехать, а куда с такими ногами? Я подумал и оставил его с Кановым, а сам сюда. Посоветоваться с вами хочу.
— Я возьму сильный потяг и привезу его, — решил Федот.
— За перевалами холода. Мирон под хорошим присмотром, в тепле, — живо возразил Полозов. — Вот бы доктора на Элекчан, да как бабу везти?
— Может, в Охотск бы его, в больницу, — предложил Павел Григорьевич.
— Мирон пусть поживет на Элекчане, пока не окрепнет, — вступил в разговор старик Амосов. — В конце марта, как прихватит наст, доставлю его на собаках прямехонько в Охотск.
— Может, сказать Елизавете Николаевне, — тихо заметил Федот.
— Не надо, — Полозов был категоричен. — Мирон просил никому не говорить.
— Мирон? — переспросил Федот. — Если Мирон, значит, так надо, — согласился он.
Лена рассказала сестре все, что услышала от Павла Григорьевича.
— Потому-то и курсировал тут всю осень японский крейсер «Мусаши-кан», — высказала свое предположение Лиза. — Но где мог так задержаться Мирон? Дядя Паша случайно не знает?
— Нет. Он спрашивал у меня. — Лена постояла молча и села в свое любимое кресло у камина. Ей хотелось сказать о Полозове, но она боялась, что голос выдаст ее волнение.
— Говорят, появился кто-то из старателей, — заметила она как бы между прочим.
— Приехал? Полозов? Да? — Лиза поправила прическу.
— Говорят, — все так же безразлично ответила Лена.
Лена перешла к столу и передвинула лампу поближе к себе.
— Ты для кого так прихорашиваешься?
— Возможно, зайдет.
— Ну и что же?
— Сама не знаю.
В дверь постучали.
— Это не он, — сказала Лена.
Скрипнула дверь. Лиза выбежала в коридор.
В прихожей стояли Федот и Петька.
— Вам Леночку? — спросила Лиза.
На голос из кабинета выглянул Попов.
— Василий Михайлович, — обратился к нему Федот. — Вы собрались отправить нарочным пакет каюру Александрову. Мы уезжаем проверять ловушки. Можем передать.
— Да-да, — Попов торопливо прошел в кабинет и вынес небольшую посылку. — Передайте только в руки.
— Петька сегодня же вручит, — Федот забрал сверток, и они ушли вместе с Петькой.
Лена вышла их проводить. Собаки, запряженные в нарты, лежали в снегу. Федот ловко выправил упряжку, зычно прикрикнул на собак, и они сразу умчались. Лена постояла, прислушиваясь к тишине, не донесутся ли знакомые шаги? Нет. Да и поздно уже.
Спала Лена тревожно. Разбудил ее скрип быстрых шагов по снегу за стеной. Она вскочила, подбежала к окну. Нет, не он. Лена взяла книгу, села у окна. Не читалось. Она надела шубу, набросила на голову платок и неслышно вышла из дома.
Вторая книга трилогии/ продолжает рассказ об освоении колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Репрессируют первого директора Дальстроя, легендарното чекиста, ленинца Э. П. Берзина, Его сменяет на этом посту К. А. Павлов, слепо исповедующий сталинские методы руководства. Исправительно-трудовые лагеря наполняются политическими заключёнными.
Первая книга романа, написанная очевидцем и участником событий, рассказывает о начале освоения колымского золотопромышленного района в 30-е годы специфичными методами Дальстроя. Автор создает достоверные портреты первостроителей: геологов, дорожников, золотодобытчиков. Предыдущее издание двух книг трилогии вышло двадцать пять лет назад и до сих пор исключительно популярно, так как является первой попыткой магаданского литератора создать правдивое художественное произведение об исправительно-трудовых лагерях Колымы.
Третья книга романа рассказывает о Колыме в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления, вплоть до смерти Сталина и последовавшего за ней крушения Дальстроя. Будучи написана в середине 60-х годов, заключительная часть трилогии тогда не была издана, публикуется впервые.
«… Это было удивительно. Маленькая девочка лежала в кроватке, морщила бессмысленно нос, беспорядочно двигала руками и ногами, даже плакать как следует еще не умела, а в мире уже произошли такие изменения. Увеличилось население земного шара, моя жена Ольга стала тетей Олей, я – дядей, моя мама, Валентина Михайловна, – бабушкой, а бабушка Наташа – прабабушкой. Это было в самом деле похоже на присвоение каждому из нас очередного человеческого звания.Виновница всей перестановки моя сестра Рита, ставшая мамой Ритой, снисходительно слушала наши разговоры и то и дело скрывалась в соседней комнате, чтобы посмотреть на дочь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Глав-полит-богослужение. Опубликовано: Гудок. 1924. 24 июля, под псевдонимом «М. Б.» Ошибочно републиковано в сборнике: Катаев. В. Горох в стенку. М.: Сов. писатель. 1963. Републиковано в сб.: Булгаков М. Записки на манжетах. М.: Правда, 1988. (Б-ка «Огонек», № 7). Печатается по тексту «Гудка».
Эту быль, похожую на легенду, нам рассказал осенью 1944 года восьмидесятилетний Яков Брыня, житель белорусской деревни Головенчицы, что близ Гродно. Возможно, и не все сохранила его память — чересчур уж много лиха выпало на седую голову: фашисты насмерть засекли жену — старуха не выдала партизанские тропы, — угнали на каторгу дочь, спалили дом, и сам он поранен — правая рука висит плетью. Но, глядя на его испещренное глубокими морщинами лицо, в глаза его, все еще ясные и мудрые, каждый из нас чувствовал: ничто не сломило гордого человека.
СОДЕРЖАНИЕШадринский гусьНеобыкновенное возвышение Саввы СобакинаПсиноголовый ХристофорКаверзаБольшой конфузМедвежья историяРассказы о Суворове:Высочайшая наградаВ крепости НейшлотеНаказанный щегольСибирские помпадуры:Его превосходительство тобольский губернаторНеобыкновенные иркутские истории«Батюшка Денис»О сибирском помещике и крепостной любвиО борзой и крепостном мальчуганеО том, как одна княгиня держала в клетке парикмахера, и о свободе человеческой личностиРассказ о первом русском золотоискателе.