Последний долг - [18]

Опять я киваю.

— Так что, майор, за нее ты не беспокойся, — говорит он. — О ней неплохо заботятся.

— Что же, — говорю я с сомнением в голосе, — раз вы так говорите, сэр, — Я разрываюсь между сознанием долга и почтением к благородному сердцу.

— Все будет в порядке. — В голосе его звучит власть.

Я озадачен и на мгновение ухожу в свои мысли.

— Ладно, майор. — Он поднимает с пола шапку и посох, — Прости, что отнял у тебя столько времени.

— Что вы, сэр! День еще молод.

— Куда это ты собрался?

— Инспекция войск на передовой. Вы знаете, положение до сих пор напряженное.

— Совершенно верно. Но на твоей стороне мое сочувствие, а это совсем не пустяк, если хочешь удержать завоеванное да еще продвинуться вперед. И вот что я тебе скажу. — Со зловещим видом он кладет посох назад, на пол. — Вам, военным, грозят не одни мятежники на передовой, но и предатели здесь, в тылу.

В тусклых белках его глаз мерцает значительность.

— Наверно, вы правы, вождь.

— Ты читал сегодняшние газеты?

— Да. — Я испытываю неловкость. Я не вполне понимаю, к чему он клонит.

— Хорошо. Читал ты передовую?

— Ах, да. Эту, про разбирательство?

— Эту самую. Вот об этой угрозе я и хочу напомнить.

Он гипнотизирует меня, его взгляд требует, чтобы я что-то сказал, повелительный взгляд. Я отвечаю уклончивым взглядом, всего-навсего подтверждаю, что я слушаю и хочу быть любезным.

— Да, сэр. Эти газетчики — большие смутьяны.

— О да, — говорит он с чувством. — Объясни мне, майор. Если говорить по правде, какое им дело до разбирательства? Они ведь подняли визг только из-за того, что военный губернатор сделал маленькое заявление. Должно быть, они решили, что арестованных держат в тюрьме без причины. Если хотите знать мое мнение, то, по-моему, майор, вы, солдаты, в наших краях недостаточно употребляете свою власть. Все думают, что могут безнаказанно болтать что угодно.

— Да, иногда кажется, так оно и есть. — Теперь я сам пристально гляжу на собеседника. Постепенно улыбка сходит с моего лица. — А почему вы это мне говорите?

Кажется, пора занять твердую позицию.

— Слушай, майор, слушай. — Теперь он кладет на пол шапку. — Тебя здесь не было во время оккупации. А я был. Я могу рассказать тебе обо всем, что здесь происходило. — Опять в его тоне угроза. — Я могу рассказать тебе, что вытворяли изменники, те, которые были здесь, в городе. Большинству из них надо благодарить бога за то, что при приближении федеральных войск им удалось бежать с мятежниками. Иначе разгневанные люди, требовавшие возмездия, пролили бы в этом городе много крови. Послушай, — он наклоняется ко мне, — однажды моя жена продавала на базаре свой гарри. Один из этих изменников взял очень много и отказался платить. Когда моя жена стала настаивать, он кликнул симбийского солдата, и солдат сказал, чтобы она замолчала и радовалась, что жива. Как тебе это правится?

Я неопределенно киваю. Я хочу слушать дальше.

— А эти газетчики требуют, чтобы арестованных освободили, ни больше ни меньше. Разве это законно?

— Да, — говорю я. — Я много слышал о том, что здесь происходило… Думаю, это было ужасно.

— Ужасно! — Он плюет на пол. — Ты хочешь сказать, чудовищно!

Он по-прежнему не сводит с меня глаз. По я уже привык. Он откидывается и покачивает головой.

— Нет, майор, ты чересчур добрый. Кажется, ты не понимаешь, что тут они вытворяли. Да ты и не мог видеть всего своими глазами.

— Да, сэр. Я думаю, что понимаю ваши слова. Я ужо говорил, что немало слышал о том, что было во время оккупации штата. Я сам солдат и знаю, на что способны солдаты.

— Ну да. Но их солдаты были чудовища. Чудовища.

Он всматривается в меня.

— И я могу назвать тебе каждого, кто сотрудничал с ними в нашем городе. Я знаю всех. Большинство бежали с мятежниками, когда почуяли, что их ждет. Здесь застряло лишь несколько неудачников.

Я продолжаю кивать, он продолжает меня гипнотизировать.

— Например, Ошевире — из тех, что сейчас в Идду.

— Да. — Мне становится интересно.

— Гм… — Он умолкает. — Я не хочу ничего говорить. Знал бы ты, что он тут делал!

— Что же он делал?

— Майор, я по хочу ничего говорить. Но он был из самых главных друзей мятежников. Как он с ними братался, какие у них были тайные сборища, как он… Гм, знаешь, майор, я не хочу ничего говорить.

Теперь уже я упорно гляжу на него, а он избегает моего взгляда. Очевидно, ему здорово не по себе, он все время сжимает и разжимает кулаки и с трудом ухитряется не сказать того, что хочет сказать.

— Это интересно. — Я подбиваю его на рассказ.

— Ты знаешь про разбирательство в Идду? — Я киваю. — Надеюсь, после него они перейдут к настоящему следствию. И я думаю, им надо бы задать еще много вопросов, собрать все данные и… я не хочу ничего говорить. Но скажи, майор, разве ты не помогаешь им установить правду?

— Гм, нет, сэр. — Я не знаю, что отвечать, ибо не понимаю, чего он хочет.

— Ты хочешь сказать, что, если бы комиссия попросила тебя как командира войск в городе, но сути дела командира всего города — почти, — если бы комиссия попросила тебя сообщить ей дополнительные данные, ты бы ей ничего не сказал?

— О чем, сэр?

— Например, о том, как некоторые из арестованных сотрудничали с мятежниками — новые данные.