Последний день матриархата - [24]

К счастью, цветы не пострадали. Я освободил гвоздики от целлофана и пошел спасать Наташу.

Теперь я понимаю, что мой папа и Наташина мама устроили против собственных детей заговор. Если вы видели в театре или по телевизору «Ромео и Джульетту» или слыхали о повести, печальней которой нет на свете, вы поймете, что затеяли заговорщики. Но если средневековые родители запрещали свидания влюбленным, наши мама и папа, наоборот, устроили дело так, чтобы мы могли видеться.

Ну что ж, новые времена – новые песни.

Тайна братца

Папа оказался прав – меня ждали. Дверь мне открыла Наташина мама.

– Кирилл? Какой сюрприз! Заходите, мы рады вас видеть.

Что за страсть у родителей устраивать театральные представления? Ведь мой папа договорился с Наташиной мамой, что я приду сегодня в гости, и даже цветы по этому случаю приобрел. При чем же тогда сюрприз?

– Вам, – я протянул маме цветы.

– Спасибо, – зарделась мама. – А Наташа сейчас придет, побежала за тортом. Вы проходите в комнату.

Я вошел в большую комнату и увидел шкафы с книгами. Интересно, почему я их не заметил в прошлый раз? Наверное, Наташа слишком быстро утащила меня в комнату своего братца.

Я вспомнил, что Наташина мама библиотекарь. Я тоже хотел бы стать библиотекарем. Какая прекрасная работа – сам читай книги и давай читать другим. Но я ни разу не встречал, чтобы хоть один мужчина был библиотекарем. Так что, наверное, моя мечта никогда не сбудется.

Резко хлопнула входная дверь. Послышались быстрые шаги. Я напрягся, но продолжал глазеть на корешки книг и ничего не видел.

– Наташа, посмотри, какой у нас гость!

Я обернулся – в комнате была только Наташина мама.

– Тоже мне – гость! – фыркнула Наташа (или ее братец?) за дверью комнаты, которая стала свидетелем моего позора.

Дверь с шумом распахнулась, и на пороге возникла Наташа.

Я открыл рот от удивления. В длинном до пят светлом платье, в том самом, в котором она мне снилась, Наташа была прекрасна. Она сделала несколько шагов по направлению ко мне и остановилась. То ли от смущения, то ли с непривычки – не каждый же день облачаешься в длинное платье.

Полюбовавшись произведенным эффектом (у них с моим папой общая страсть ко всякого рода театральным штучкам), Наташина мама пригласила:

– Кирилл, садитесь за стол, будем пить чай. А ты, Наташенька, принеси варенье, клубничное, на верхней полке стоит. Кирилл, вы любите клубничное варенье?

– Люблю.

Я покорно сел, и мама налила мне чаю.

– С вашим отцом я познакомилась всего неделю назад.

Кирилл, вы любите покрепче?

– Да, пожалуйста, – кивнул я.

На кухне раздался грохот. Я вздрогнул, а мама даже ухом не повела.

– Конечно, заочно я знала вашего отца очень давно.

В комнату, неуклюже топая, ввалилась раскрасневшаяся Наташа и бухнула банку с вареньем на стол.

– Эта? – спросила Наташа и раздраженно добавила: – В этом платье я шагу не могу ступить.

– Спасибо, доченька, – с той же невозмутимостью мама принялась раскладывать варенье по вазочкам. – Вы знаете, Кирилл, мне кажется, что на телевидении ваш отец нашел себя. Ведь он не только о театре беседует, он страстно говорит о самом главном в жизни человека, о его духовном мире, о том, что делает человека человеком.

– Кстати, скоро его выступление, – прихлебывая чай, сообщил я.

– Я помню, – кивнула мама, – мы обязательно включим.

– Мам, – подпустила шпильку Наташа, – а чего ты его на «вы» называешь, мы же с ним в одном классе учимся?

Какая ее муха сегодня укусила? А если братец выдал ей тайну нашего разговора? Нет, это невозможно. Кстати, где он? А вообще хорошо, что его нет.

– Угощайтесь, Кирилл, – мама пропустила мимо ушей ехидное замечание дочери и придвинула ко мне вазу с пряниками. – К сожалению, Наташа не достала торта.

– А потому лопай пряники, – брякнула Наташа.

На этот раз не выдержала терпеливая мама и неодобрительно покачала головой.

– Я очень люблю пряники, – подал я реплику, чтобы разрядить обстановку и храбро отправил пряник в рот, но укусить его не смог, как ни старался – булыжник и тот мягче.

– Что, зубки шатаются? – поддела Наташа.

Нет, определенно братец настрополил ее против меня. Эх, ябеда несчастная! Но когда он ушел? Я сразу после разговора с ним отправился домой к Наташе, а она в это время бегала за тортом.

Я опустил пряник в чашку. Пряник размяк и уже был мне по зубам.

– Ваш папа сказал мне, что вы любите стихи, – мама бросила взгляд на дочку.

– Люблю, – я тоже посмотрел на Наташу.

– Вы знаете, я появилась на свет в маленьком старинном городке, – неожиданно предалась воспоминаниям Наташина мама, – где в минувшем веке родился великий поэт. Там прошло мое детство. Мы знали все стихи нашего земляка на память. Мы окунались в поэзию, как в воды озера, на берегу которого стоял наш городок. Сам воздух у нас был напоен поэзией. И мне кажется, что люди в нашем городке были добрее, ласковее друг к другу. Я не помню случая, чтобы кто-нибудь совершил подлость, обидел человека.

Подперев руками голову, Наташа слушала маму. И хотя мама вроде бы обращалась ко мне, я понял, что все это предназначено для Наташиных ушей. Нет, разумеется, и мне о своем детстве мама рассказывает, но, главным образом, ей, своей дочери. Я еще тогда удивился, неужели Наташа не знает, где родилась ее мама.