Последний брат - [31]

— Хорошо ответил, Лидул, — кивнул император. — И все же два проигрыша. Не хочу думать, что мои этериоты разленились. Моя гвардия должна быть лучшей. А иначе, зачем она мне нужна? Понимаешь ли?

— Понимаю, василевс.

— Как звали твоего воина во втором поединке?

— Меша, василевс.

— Я его запомню и еще поговорю с ним. А теперь уведи своих людей, Лидул. Думаю, тебе нужно поговорить с ними. А я хочу поговорить с моими гостями.

Лидул поклонился, спустился с лестницы, и возглавляемые им хмурые этериоты начали покидать тренировочный зал. Довольными среди них выглядели только трое. Секироносец Меша и великан Тугарин, что удостоились похвалы императора, да еще один варанг, довольный уж черт его знает почему; может, среди проигравших этериотов был его недруг, а может еще что… Меша, проходя мимо Фоки, дружески подмигнул ему, Фока скривился. Остальные окидывали контуберналов хмурыми и недружелюбными взглядами.

— Этериоты теперь будут сильно не любить нас, — шепнул Тит.

— Очень полезно для державы, — тихонько ответил Юлхуш. — Чем больше разные части войска недолюбливают друг друга, тем меньше шансов, что они договорятся между собой, например о мятеже.

Тем временем император в сопровождении идущего позади Феофилакта спустился вниз и подошел к ним. Контуберния встала и подтянулась.

— Комес, — обратился император к Феофилакту, — представь мне молодцов.

Император стоял ближе всех к Трофиму, потому Феофилакт с него и начал.

— Трофим, — сказал комес.

— Трофим, сын Андроника, — подхватил император, — ты отлично бился сегодня. Не твой ли предок кентурион Скавр вывел своих солдат вместе с семьями и сигной своего легиона на восток, после падения Гесперии?

Трофим чуть не поперхнулся. То, что император знал его имя и знал историю его семьи, начисто вышибло из колеи. Кроме того император задал вопрос, и нужно было быстро отвечать. Да только разбитый рот еще сочился кровью, и в этот момент набралось её порядочно, поэтому он на мгновение застыл. Сплюнуть на пол при императоре недостойно, глотать — тоже заметят. Наконец выбрав меньшее из зол, он отправил кровь в пищевод, и ответил:

— Мой, василевс…

— Славно иметь такого предка, — сказал император. — Но это и большой долг. Наверное, те, кто знают историю кентуриона, часто напоминают тебе о нем?

— Случается, василевс.

— Ныне вижу и говорю тебе — ты своего предка не посрамил. Верю, так будет и в будущем. И кому как не тебе служить в возрождаемом войске. Думаю, скоро я услышу о новом кентархе Трофиме. Что скажешь, Феофилакт?

— Думаю, со временем услышим и о стратиге Трофиме, василевс.

— Ого! — поднял брови император. — А впрочем… почему бы и нет.

Он улыбнулся оторопевшему Трофиму и пошел к следующему в строю — Титу. Несмотря на смешение мыслей, Трофим ловил каждое слово из дальнейшего разговора. Феофилакт назвал имя Тита, и император тут же продолжил.

— Тит Ипатий Киракор. Изумительный финальный удар. Еще мой дед возвел твоего предка в достоинство патрикия. Долгие годы твой род верно служил нам от отца к сыну. Отчего ты нарушил волю отца? Отчего убежал от свой невесты в солдаты?

— Ох, василевс, — пробормотал Тит. — Если бы вы увидели невесту, которую выбрал отец, вы бы не спрашивали. У нее длинный нос и скверный характер. Я понял, что не уживусь с ней.

— Может и так, — улыбнулся император. — Но разве не сказано в писании: «Почитай отца своего и мать свою». Разве не должен был ты согласиться с их выбором?

— В писании сказано так же, «не возжелай жены ближнего своего», — извиняющимся тоном, (как-никак возражал императору), ответил Тит. — Когда я поглядел на выбранную отцом невесту, то понял, что если женюсь, мне не останется ничего другого кроме как желать жен ближних. Поэтому я решил ослушаться отца, чтобы не ослушаться Бога, василевс.

Император непонятно хмыкнул и двинулся далее.

Феофилакт продолжал представлять, а император продолжал изумлять осведомленностью.

— Фока, сын Лазара…

— Почему сын лавочника решил пойти в воины?

— Большая война представляет больше шансов, чем мелкая торговля, василевс, — ответил Фока. На отбитую ногу он по возможности старался не наступать.

— Ты стойко бился сегодня. Однако у судьбы в руке мало зерен, они редко падают, и еще реже дают всходы. Верю, в следующий раз ты выиграешь на глазах у своего императора. Таким как ты не нужно повторять дважды, ведь так?

Фока лишь молча кивнул, на щеках его горели два красных пятна, как у чахоточного.

— Улеб, сын Ингвара. Твой отец язычник, а женился на христианке. Не захотел сменить языческую веру на истинную, и уехал с Руси, к нам. Служит у нас в трапезитах-пограничниках, добился начального поста, но прямо скажем, странно он выбрал новый дом, чтобы укрыться от христовой веры… Доволен ли он тем, что его сын стал христианином?

— Мы редко видимся.

— А когда видитесь?

— Этого мы стараемся не касаться, василевс, — пробурчал Улеб. — А в ином у нас разногласий нет.

— Мой вопрос опечалил твой лик, молодец?

— Нет, василевс.

— Что тогда?

— Я думал, что был зван на твой двор драться. А пришлось просидеть штаны на скамье.

— Вот оно что… То политика, воин. Не было бы государству на пользу, если бы этериота побил рус. Нужно было, чтобы его побил именно природный ромей. Разумеешь ли?