Последний бой Йони - [43]

Офицеры наконец разошлись, так и не приняв решения к кому-либо обратиться. Но факт остается фактом — в этот ночной час, меньше чем за двадцать четыре часа до высадки в Уганде, ключевые роли в операции принадлежали офицерам, душа которых не была спокойна в отношении задания. Такого рода чувства во время дела, успех которого решается за минуты, чреваты катастрофой. Назавтра Йони — своими действиями, своим примером — вызовет в них прямо противоположные чувства.

Экипировка, осмотр снаряжения, отбор машин и их подготовка, чистка оружия и разного рода координация и внутри части, и вне ее — все это продолжалось до глубокой ночи. В комнате Амира и Шломо, как и в других комнатах, солдаты иногда гасили свет, чтобы сделать наводку установленных на личном оружии фонариков. Они были необходимы на случай, если зал, где содержатся заложники, не будет освещен, — без них не разглядишь, в кого стреляешь. «Меня не оставляла мысль о травме, связанной с гостиницей „Савой“, — рассказывает Шломо, раненный в той операции, — в момент, когда мы прибыли к зданию, террористы взорвали бомбу. Все здание погрузилось в темноту — дым и тьма египетская, ни зги не видать. Я подумал, что и тут может произойти нечто подобное, и для такого случая единственный источник света для тебя — фонарик. С его помощью ты ищешь цель — врага. Иначе — промахнешься. Мы ставили в комнате оружие на что-то устойчивое, смотрели сквозь дула и нажимали на фонарик. Чтобы удостовериться, что сноп света падает в точку, на которую ты целишься сквозь дуло, — это был вопрос жизни и смерти». На всех солдат не хватало подходящих для «Калашниковых» фонариков, поэтому некоторым пришлось взять «узи», для которых фонариков было в изобилии. Илан, солдат из атакующего звена, отправился с «узи», за который расписался, на соседнее стрельбище и там перестрелял из него все взятые с собой магазинные коробки, чтобы убедиться, что все работают как надо.

Тот, кто до сих пор не загрузил магазины и не наполнил подсумки гранатами, сделал это сейчас. Каждый взял с собой столько гранат и магазинов, сколько вмещали карманы патронташа. Всем велели зарядить винтовку двойным магазином, чтобы не было никакой задержки в момент замены первого магазина. Амир взял к себе в вещмешок устройство для взлома дверей и продумал, как всего удобнее тащить на себе мегафон с вещмешком. В каждом из атакующих звеньев кто-то один должен был тащить это снаряжение. Никому, разумеется, не хотелось, и в жеребьевке, которую провели в звене Амнона Пеледа, эта роль выпала Амиру.

Часть солдат и офицеров пошли поспать несколько часов. Другие, кому требовалось продолжить работу, остались бодрствовать всю ночь. А некоторые бодрствовали потому, что не могли заснуть.

А Пинхас пребывал в беспокойстве. В два часа ночи ему сказали, что еще один солдат из его группы отозван. Теперь он — последний оставшийся солдат их группы и самый молодой участник операции. Всего несколько недель назад Пинхас окончил учебный курс. Остальные ребята из его группы опередили его и получили по окончании курса значок Части на торжественной и многолюдной церемонии, состоявшейся, как обычно, ночью. А Пинхас из-за перелома ноги не смог тогда принять участия в предварительном испытании. Только поправившись, он с другим солдатом прошли трудное и долгое испытание. В конце его Йони задал им упражнение со стрельбой возле какого-то старинного объекта. Потом пришла очередь торжественной церемонии.

«На этот раз присутствует не вся Часть, а только мы втроем, — сказал Йони двум стоявшим перед ним потным солдатам. — Но это не уменьшает значения акта. Наоборот. Изо всех проведенных мною смотров с получением значков этот самый волнующий. Потому что эта частная церемония породила между нами особую связь — между мною, командиром части, и каждым из вас двоих». Он вынул из кармана маленькие крылышки, символ Части, и протянул им, пожимая руки. В темноте ночи бойцы не могли разглядеть крылышки, только ощутили их пальцами.

Интимность ситуации очаровала Йони. Душевная связь с простым солдатом была для него важнее всего. Но по мере того, как шли годы и он повышался в должности, связь эту все труднее было поддерживать, особенно с тех пор, как он стал командиром Части. Создавать же видимость связи между людьми, этакую «связь с массами», внешнее и поверхностное компанейство, Йони был просто не способен. Любое притворство, любая фальшь в человеческих отношениях — хотя бы и улыбка, «сердечная», ничего не значащая, — были решительно чужды его натуре. Улыбался он самопроизвольно — широко, приветливо.

Выдавая значок Пинхасу, Йони получил возможность установить контакт, пусть и кратковременный, со своими бойцами. Он предложил им вернуться с ним в Часть в его машине вместо грузовика, приехавшего забрать их. По пути, пока солдаты не задремали, Йони интересовался их прошлым, спрашивал об их теперешней жизни. Так, он узнал, что родители Пинхаса приехали в страну из Туниса, что Пинхас — один из семи братьев и что среднюю школу перед мобилизацией он кончал, живя в интернате.

Едва ли Пинхас успел до операции взглянуть на крылышки больше двух раз. Их место было не на груди у него, а в ящике стола.