Последний бой Йони - [42]

Солдаты разошлись по разным своим делам, как и большинство офицеров. Однако несколько офицеров собралось в одной из комнат против площадки с флагштоком. Их вдруг охватило большое беспокойство. До самого ученья-модели никто из них не верил, что операция состоится. Хотя они и проверяли своих солдат на различных смотрах снаряжения, обсуждали всякого рода замечания, касающиеся учений, гневно сражались за право своих солдат участвовать в операции — все это они делали вроде бы всерьез, но при этом где-то в подсознании сидела мысль, что эти мероприятия напрасны, что операция все равно не состоится. И вот теперь, когда стало известно, что начальник Генштаба решил рекомендовать правительству операцию и что ночью должны перевезти машины в Лод и погрузить их в самолеты, — до них впервые дошло, что, может, и в самом деле это произойдет. Вполне возможно! Начальник Генштаба порекомендует министру обороны и главе правительства, а они, почти слепо веря в способность Части выполнить все, примут положительное решение, проведут его в правительстве.

Рано утром они впервые услышали от Йони о плане операции. А теперь, через восемнадцать часов — безумных часов, когда они работали в поте лица, тренировались, — подготовка к операции уже позади, и им предстоит отправка в Энтеббе. Но к операции такого рода — к «особой» операции — они привыкли готовиться многие месяцы, вплоть до самого момента исполнения: тщательнейшим образом выверить тысячу и одну деталь и в результате достичь такого уровня подготовки, когда каждый боец точно знает, что он будет делать каждую данную минуту. Нельзя предоставлять дело воле случая. Подобная операция требует учений в настоящем здании, чтобы создалось истинное ощущение того, что произойдет в действительности, а не на нескольких размеченных полосах среди брезентовых полотен; план такой «особой» операции после поправок должен быть всеми одобрен за несколько недель; разведывательные данные должны быть надежными, чтобы укрепить в людях полную уверенность, что они идут на «надежную» акцию. А здесь, сказал один из офицеров, «мы чувствовали, что все друг друга надувают. Вооруженные силы не готовы, модель — не модель, машины — не машины, ученья — не ученья, разведка — не разведка, и все — одна большая туфта. Мы чувствовали, что один надувает другого: Часть — себя и армию, командование пехотно-десантными войсками — тех, кто над ним, и так далее».

Разговор офицеров в комнате принял такой оборот, что там прозвучало мнение: следует через голову Йони, их командира, и даже через голову армейской верхушки добраться прямо до одного из министров, чтобы правительство поняло, каково настоящее положение вещей.

В тот момент, в ночь перед операцией, они мало верили в ее успех, а опасения были велики. Проистекало это в основном от известных им объективных данных. Но частично — из-за испорченных отношений двух-трех из них с Йони. За год, что Йони был командиром, их взаимоотношения испытали и взлеты, и падения, но в конечном счете остались плохими. Йони знал о противодействии ему со стороны этих офицеров, и из-за его чувствительности, возможно излишней для командира, знание это осталось у него в душе открытой раной, не дававшей ему покоя. Хотя некоторые из молодых офицеров, сперва настроенные против него, в корне изменили за год свое мнение о Йони и превратились в его горячих сторонников, а один-два из них тем временем закончили службу, оставалось все же несколько человек, упрямо противостоявших Йони. В какой-то степени их возражения против него, безусловно, имели объективные причины, связанные с отдельными его ошибками, но в основе лежало, по-видимому, личное неприятие. А постоянное противодействие в определенный момент, как известно, обретает упорный, почти «принципиальный» характер. Что бы ни сделал объект противодействия — все заранее обречено на критику со стороны его противников. Поэтому и составленный Йони план операции, и предпринятые им действия не устраивали этих офицеров. «Йони не все продумал, не все подготовил», — скажут они после этой операции и ее грандиозного успеха. Конечно же не все — это было бы выше человеческих сил. Возможно, подготовь эту операцию кто-то другой, он бы подумал о других деталях и составил бы совсем другой план. Йони и сам знал, что план и его подготовка не идеальны — о каком идеале может идти речь, когда в его распоряжении был такой короткий срок? — однако полагал, что они обеспечат успешное проведение операции. К тому же он верил в своих солдат и офицеров, включая и своих противников среди них, и рассчитывал, что в необходимый момент они сделают максимум того, что требует ситуация. Ну и конечно, он верил в себя.

«Мы, молодые командиры, — сказал один из критиков, — полагались, по сути, на „технику“ и не слишком принимали в расчет главное наше и наших солдат качество — находчивость, инициативу, что называется, „открытая голова“».

Справедливости ради надо сказать, что источником опасений этих офицеров были не слабодушие, не страх перед врагом. Во время самой операции они показали образцовое мужество. К тому же чувство неудовлетворенности от последнего перед операцией ученья-модели испытывали не только противники Йони, а и некоторые другие офицеры, не принимавшие участия в этой ночной беседе, и даже те, кто сражался вместе с Йони во время войны Судного дня и полагался на него в момент боя, как ни на кого другого. Сыграли свою роль лихорадочная подготовка, сложность задания, сравнение с опытом прошлых операций по освобождению заложников, а также сомнения и опасения, свойственные каждому человеку в тот или иной момент перед решающей акцией.