Последний бой Лаврентия Берии - [49]
– Справлюсь, – фыркнул Ванников. – Что-что, а режим секретности Лаврентий хорошо поставил. Ну, а еврей грузина всегда поймет. Если бы русские не мешали, не жизнь была бы, а сплошной цимес.
Он повернулся и медленно пошел на свое место. Разговорчивого соседа рядом не оказалось. Оно и к лучшему. Хоть и говорят, что евреи драк не любят, но сейчас Борис Львович был не в том состоянии, чтобы это помнить…
Одурев от сидения в президиуме, Маленков давно уже не слушал выступающих. И теперь не услышал бы, если б Хрущев не толкнул его локтем. Первый секретарь наклонился к нему, тихонько шепнул:
– Ну вот, ты свое слово сдержал, и мы свое выполняем. Слушай, что говорят…
На трибуне стоял Андреев, один из самых старых членов еще того, сталинского Политбюро.
– Он делал это сознательно, чтобы имя товарища Сталина похоронить, рассчитаться с этим. Я не сомневаюсь, что под его давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает в печати упоминание о товарище Сталине.
Андреев говорил, в зале кричали «Правильно!» и аплодировали.
– Это же позор для партии. Раньше чересчур усердствовали, в каждой статье сотни раз повторялось это имя, а потом вдруг исчезло. Что это такое? Я считаю, что это его рука, его влияние, он запугал некоторых людей. Появился откуда-то вопрос о культе личности. Что это за вопрос? Этот вопрос решен давным-давно, миллионы людей знают, какое значение имеет личность…
– Зачем мне это слушать, – сквозь зубы процедил Маленков. – Ты не хуже меня помнишь, это было общее решение.
– Не о том говоришь, – шепнул Хрущев. – Ты слушай, слушай…
– Он хотел похоронить имя товарища Сталина, – продолжал Андреев, – и не только товарища Сталина, но и затормозить ознакомление народа и с преемником товарища Сталина товарищем Маленковым.
– Этим меня купить хочешь? – яростно прошептал Маленков и громко, на весь зал сказал:
– Все мы преемники, одного преемника у товарища Сталина нет.
– Все-таки вы являетесь Председателем Совета Министров, – парировал Андреев, и зал откликнулся, взорвался аплодисментами.
Маленков прикрыл глаза, вспоминая: лето, лесная опушка, бурелом, и он, семнадцатилетний, лежит за пулеметом. И ему до боли захотелось ощутить в руках горячее трясущееся железо и гнать очереди, одну за одной, пока не закипит вода в кожухе пулемета и не кончатся патроны…
День за днем слушая пленум, Павел понимал: что-то в этом деле очень и очень не так. Но что именно? Днем, захваченный эмоциональным настроем зала, он аплодировал вместе со всеми. Но все же он был профессионалом и по вечерам, анализируя услышанное и пытаясь вычленить реальные факты, понимал происходящее все меньше и меньше…
Наконец на четвертый день, не выдержав, после вечернего заседания он позвонил Хрущеву. «Приходи ко мне», – сказал тот.
Никита Сергеевич за эти дни осунулся, под глазами пролегли круги. Он поднялся навстречу майору, хлопнул его по плечу и показал в сторону комнаты отдыха.
– Пойдем съедим что-нибудь. Ну как? Политинформации по пленуму читаешь?
– Нет, Никита Сергеевич, – покачал головой Павел. – Не могу я их в академии читать.
– Почему? – нахмурился Хрущев.
– Я слушаю пленум четвертый день, но так и не могу понять, за что Берию арестовали. Ни в чем из предъявленных ему обвинений нет состава преступления. А Строкача за такой донос самого надо на Лубянку – он же чистейшей воды провокатор! Как я выйду с такой политинформацией перед нашими слушателями? Это ведь не швейная фабрика, у нас разведчики…
Хрущев сморщился и цыкнул зубом.
– Так я и думал. Я, по правде сказать, этот пленум на тебе проверял. Ну, а что нам делать, если мы не можем рассказать правду, почему его арестовали? На пленуме хоть свои собрались, но все равно есть чужие глаза и уши, и что мы там говорим, тут же становится известным иностранным разведкам. Но тебе я скажу, так тому и быть. Только вот об этом ты молчи насмерть.
– Все-таки заговор? – спросил Павел.
– Если бы только один заговор, это было бы полбеды, Павлушка. На самом деле все гораздо хуже…
…Вот теперь майор Коротков все понял. Только одного он не мог понять: как после всего услышанного искать в Берии «человеческое»? А ведь надо. «Надо! – сказал ему Никита Сергеевич. – Это твое партийное задание».
– То, что он задумал переворот – это самое мелкое из его преступлений, – рассказывал Хрущев. – Ты бы знал, какие дела этот мерзавец творил. Когда его назначили наркомом внутренних дел, он сказал на пленуме, я как сейчас помню,[37] стоит и говорит так спокойно: «Близится война. И мы должны очистить общество от всех нестойких элементов. От всех, кто может предать. Поэтому я требую, – так и сказал, что требует, – особых полномочий для органов внутренних дел. Мы должны ликвидировать все классово чуждые элементы». Ты представляешь себе – только за то, что человек был когда-то кулаком или сидел в тюрьме, – а может, они, эти люди, давно исправились и честно работают… Только за это их хватать и без суда, без следствия к стенке. Он до последнего дня молчал о том, сколько народу тогда перестрелял. Но я думаю, миллионов десять точно было. На войне погибло двадцать миллионов, а Берия десять к стенке прислонил. Ты представляешь? А сколько наших товарищей! Он их хватает, велит бить смертным боем, пока не признаются. А если молчат, то приведут жену, дочку, и тут же… ну, ты понял? А то ребенка маленького пытают прямо на глазах. Они признаются – люди ведь живые, – и оговаривают других, а Берия и их велит арестовывать! Товарищ Сталин потом ему уже говорит: «Уймись, дурак! Ты мне всю партию перестреляешь!» Ну, он успокоился на время. А после войны, когда товарищ Сталин был уже старым и больным, снова за свое. Помнишь, был у нас такой председатель Госплана, товарищ Вознесенский? Умнейший человек! Если бы он остался на своем посту, у нас бы все сейчас было – и картошка, и мясо! Умел человек работать. А товарищ Кузнецов, секретарь ЦК? Берия велел МГБ арестовать их, пытать зверски, хуже любых гестаповцев, а потом расстрелять. И еще двести коммунистов, настоящих людей, туда же отправил, а две тысячи рассовал по лагерям на двадцать пять лет. «Ленинградское дело» все это называлось. Он и сейчас всех бы нас перестрелял, если бы его не остановили. Вот за все это, по совокупности, мы его и взяли. Умел зверствовать, умей и отвечать!
Почему Сталин, в высшей степени прагматичный и трезвый глава государства, накануне войны обезглавил армию? В чем подлинные причины чисток 1937 года? За что был расстрелян Михаил Тухачевский? И какое отношение ко всему этому имеет Адольф Гитлер? На эти и другие «неудобные» вопросы нашей истории ищут ответы журналист Елена Прудникова и петербургский историк Александр Колпакиди. Их версия событий хотя и не бесспорна, но оригинальна и отвечает на многие вопросы…
Если послушать военных историков и мемуаристов, на всем протяжении Великой Отечественной войны умные генералы только и делали, что пытались объяснить штатскому тирану, как надлежит действовать. Иной раз тиран их слушал — и тогда Красная Армия побеждала. Или не слушал — и тогда случались катастрофические поражения. Но так ли все просто? Что вообще должен делать глава государства, понимающий, что не может выиграть надвигающуюся войну и что его армия заведомо не способна дать отпор агрессору? Как ему спасти страну от захвата, а народ от истребления? Эта задача стояла перед Сталиным в 1941 году, и он нашел выход, беспрецедентный, уникальный по своей сути и грандиозный по замыслам.... В новой книге Елены Прудниковой не только поднимается одна из сложнейших и противоречивых тем российской истории, но и впервые с 1953 года публикуется уничтоженная и изъятая из всех библиотек пьеса расстрелянного заместителя Берии Всеволода Меркулова «Инженер Сергеев». Во время войны она с триумфом обошла все ведущие сцены Советского Союза (Малый театр открывал ею свою новую сцену), а после была запрещена и забыта.
Антироссийская пропаганда 90-х годов держится, по сути, на четырех столпах. Это миф о репрессиях, миф о том, что Великая Отечественная воина вовсе не была Отечественной, миф о Катыни и миф о «голодоморе». Если первые три за последние десять лет уже изучены и частично или полностью опровергнуты, то «голодомор», по сути, никем и не изучался. История, будучи городской образованной дамой, мало интересуется крестьянским вопросом. Между тем, не осмыслив сути советской аграрной реформы и цены, которую наша страна заплатила за то, чтобы вырваться из феодализма, вообще невозможно понять то страшное и великое время.По сути, «голодомор» — окончательная цена дворянских гнезд, барышень в белых платьях, выездов и бриллиантов, Петергофа и Третьяковской галереи, побед русского оружия и кутежей русских миллионеров.
![Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/a1/a1c3798df27df0c67002f12abca75657ce5beda9.jpg)
Почему Сталин, в высшей степени прагматичный и трезвый глава государства, накануне войны обезглавил армию? Почему Гитлер, имевший во всех завоеванных странах «пятую колонну», так и не сумел создать ее в СССР? В чем подлинные причины колоссальных чисток 1937 года? На эти и другие «неудобные» вопросы нашей истории ищут ответы петербургский историк Александр Колпакиди и журналист Елена Прудникова. Их версия событий хотя и не бесспорна, но оригинальна и отвечает на многие вопросы…
Еще со времен XX съезда началась, а в 90-е годы окончательно закрепилась в подходе к советской истории логика бразильского сериала. По этим нехитрым координатам раскладывается все. Социальные программы государства сводятся к экономике, экономика к политике, а политика к взаимоотношениям стандартных персонажей: деспотичный отец, верные слуги, покорные и непокорные сыновья и дочери, воинствующий дядюшка, погибший в противостоянии тирану, и непременный невинный страдалец.И вот тогда на авансцену вышли и закрепились в качестве главных страдальцев эпохи расстрелянный в 1937 году маршал Тухачевский со своими товарищами.
«Победить невозможно проиграть!» – нетрудно догадаться, как звучал этот лозунг для разработчиков плана «Барбаросса». Казалось бы, и момент для нападения на Советский Союз, с учетом чисток среди комсостава и незавершенности реорганизации Красной армии, был выбран удачно, и «ахиллесова пята» – сосредоточенность ресурсов и оборонной промышленности на европейской части нашей страны – обнаружена, но нет, реальность поставила запятую там, где, как убеждены авторы этой книги, она и должна стоять. Отделяя факты от мифов, Елена Прудникова разъясняет подлинные причины не только наших поражений на первом этапе войны, но и неизбежного реванша.Насколько хорошо знают историю войны наши современники, не исключающие возможность победоносного «блицкрига» при отсутствии определенных ошибок фюрера? С целью опровергнуть подобные спекуляции Сергей Кремлев рассматривает виртуальные варианты военных операций – наших и вермахта.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
«Кругъ просвещенія въ Китае ограниченъ тесными пределами. Онъ объемлетъ только четыре рода Ученыхъ Заведеній, более или менее сложные. Это суть: Училища – часть наиболее сложная, Институты Педагогическій и Астрономическій и Приказъ Ученыхъ, соответствующая Академіямъ Наукъ въ Европе…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.