Последний бой - [31]

Так и стояла Джумагуль, вытянув руки вдоль туловища, пока женщина не подошла и не обняла ее. И лишь тогда по-детски беззащитно и доверчиво прижалась девушка к этой чуткой, доброй груди.

А молодки и девушки, окружившие Джумагуль, будто этого момента только и ждали. Со всех сторон набросились на невесту, обнимали, гладили, куда-то тянули ее.

— Бибиайым, ты будешь посаженой матерью? — спросила худощавая девушка у спасительницы Джумагуль. Вместо ответа Бибиайым достала белый ситцевый платочек и прикрепила его к накидке невесты так, что он прикрыл ей лицо. По обычаю это означало, что Джумагуль стала молодкой.

Пока Бибиайым совершала ритуал превращения невесты в молодку, память услужливо подсказала Джумагуль: «Чти посаженую мать, как родную. Не то покроешь позором родную, не найдешь участия у посаженой».

Белый платок, повисший перед глазами Джумагуль, стеной отгородил ее от всего окружающего. Слепым кутенком нелепо тыкалась она из стороны в сторону. Это напоминало забавную детскую игру, и, видимо, оттого с таким восторженным хохотом неотступно следовали за ней аульные ребята. Джумагуль эта игра удовольствия не доставляла. Будто на посмешище выставлена, и сделано это с единственной целью поиздеваться над ней, унизить. За что? Кому это нужно? Ответа она не находила.

Забежав вперед, мальчишка с чубом на макушке и тонкими косичками на висках разжег на дороге костер из камыша.

— Прыгайте, тетя, прыгайте! — закричал он визгливо, когда Джумагуль приблизилась.

— Прыгай, таков уж обычай, — мягко подтолкнула ее к огню Бибиайым.

Джумагуль чуть приподняла подол свадебного платья, прыгнула. Но в тот же миг раздалось снова:

— Прыгай! Еще! Прыгай!

Так повторялось дважды и повторилось бы, вероятно, еще не раз, не загорись узорчатая кайма на подоле платья. Бибиайым погасила огонь и, чтобы взбодрить, обняла Джумагуль за плечи:

— Ты не печалься, родная. Кто пройдет через огонь и воду, тому не страшны уже радости семейной жизни.

Пошутила она или оговорилась, Джумагуль не поняла.

А на мосту, что вел в аул, невесту ждало новое испытание. Взявшись за руки, детишки перегородили дорогу и вразнобой кричали:

— Невеста-невеста, дань с тебя за переход через мост!

Бибиайым достала из кармана узелок, бросила детям.

— Мало! Пусть даст сама! — зашумели дети.

— Отстаньте вы! — прикрикнула на них посаженая мать. — Вот придет свекровь, с нее и спрашивайте.

Теперь Джумагуль была рада, что лицо у нее закрыто и никто не увидит краски, которой оно залилось. Как хотелось бы ей сделать ребятам подарки! Но где их возьмешь?

На улицах аула невесту ждали новые преграды. В конце концов у двух поставленных рядом юрт процессия остановилась.

— Вот твой дом, — шепнула Бибиайым, и Джумагуль, снедаемая любопытством, осторожно сдвинула платок.

Юрты стояли рядом, но были совсем не похожи. Одна — богатая, покрытая добротной кошмой, как видно, только сейчас поставленная. Другая — из циновок, старая, прокопченная. Какая из них Турумбета? Неужели обе?

В обеих юртах полно народу. Кто-то выходит, кто-то заходит. На лицах праздничное оживление.

Откуда появился Турумбет, Джумагуль не заметила. Он хозяйским глазом осмотрел юрты, перекинулся несколькими фразами со стоявшими рядом мужчинами и, не удостоив невесту даже взглядом, вошел в ту, которая победней. Это демонстративное равнодушие больно укололо Джумагуль: если так он ко мне в первый день, что же дальше? Но, подумав, успокоилась: Турумбет ни при чем — таков обычай.

Бессонная ночь, тряска на крупе лихого иноходца давали себя знать. Джумагуль едва держалась на ногах. Она не слышала, о чем так оживленно толкуют окружавшие ее женщины. Сон сковывал тело, гасил мысль. И вдруг в ее смутном, затуманенном сознании возникло странное видение: огромное волосатое чудище с выкатившимися из орбит глазами нависло над маленькой, беспомощной девочкой. Оно заставляло девочку то плясать, то кланяться, то лаять собакой, то прыгать сквозь огонь с завязанными глазами. Бессмысленно жестокое и грубое, чудище издевалось над девочкой. Не выдержав пытки, она упала и расплакалась. И тут в этой маленькой девочке Джумагуль узнала себя. Она вскрикнула и проснулась. Но пробуждение оказалось еще страшней: Джумагуль открыла глаза и ничего перед собой не увидела. Ничего. Только белую пелену. Подсознательно она схватилась рукой за глаза и тут только, наткнувшись на платок, сообразила, где она и что с нею происходит. Боже, какой ужасный сон, какое страшное пробуждение! Джумагуль осторожно сдвинула платок, осмотрелась. Все так же шумно и увлеченно беседовали женщины. В юрте, недалеко от входа, среди стариков и старух сидел Турумбет, спокойно попивая чай. Джигиты, входившие в юрту, подшучивали над ним:

— Желаю удачи, Туреке! Теперь ты стал двуглавым.

— ...и четвероногим.

— Четвероногое — это скотина. А не станешь четвероногим, и скотина у тебя размножаться не будет, — уже в который раз повторял одно и то же старик с навернутым на голову бязевым поясом. Он, видно, всем уже здесь изрядно надоел, и никто не обращал на него внимания. Джумагуль узнала его — Мамбет-мулла, тот самый, что приезжал с Дуйсенбаем сватать Бибигуль.