Последний бой - [28]

И вдруг вся ненависть, которую Санем давно испытывала к своей бездушной мучительнице, словно вырвалась наружу. Она уже не думала, что говорит и чем это может для нее обернуться.

— Вспомнила? Ты лучше скажи, чем отблагодарила меня за мои труды! Говоришь, вашим молоком питаюсь? Нет, это вы моей кровью!..

— Все тебе мало. Тебе бы только брать да брать! А сапоги? А козленок? Это так, ничего, да? — наседала Ханымгуль.

— Козленок — не плата. Он — чтобы глаза мне замазать, рот заткнуть. А то еще такое могу рассказать твоему мужу...

Но Ханымгуль не дала ей закончить:

— Уходи! И на глаза не попадайся! Слышишь?!

— Ты заплати мне сначала, — не сдавалась Санем.

Тогда, захлебываясь от злости, Ханымгуль схватила ее за руку и, вытащив из юрты, толкнула в спину:

— Иди! Вон!

На крики и перебранку прибежал Нурым.

— Что за шум? — грозно спросил он, на всякий случай закатывая рукава.

— Эта бродяга оклеветать меня хочет! — предупреждая возможный ход событий, поторопилась оправдаться Ханымгуль.

— А про что? Какая клевета?

— Я говорю ей, ты почему дочь выдала замуж, со мной не посоветовалась? А она, как зверь, на меня...

«Сказать или не сказать? — размышляла Санем. — А, пусть сами в своей грязи валяются! Мне-то какое дело? Скажешь, еще и тебя этой грязью замарают». И, безнадежно махнув рукой, побрела к своей юрте.

— Вот видишь, видишь! — неистовствовала байская жена. — Нищая, а гордячка какая. Да чтоб ты заживо сгнила!

— Тихо! — оборвал ее вопли Нурым и окликнул Санем: — Эй, ты! Возвращайся!.. Ну, ну, побыстрей!.. И запомни: когда тебе уходить от бая, а когда оставаться, это мы решать будем. Поняла? А теперь — на кухню!

— Эта голодранка все равно не оценит щедрости твоего сердца, — ядовито заметила Ханымгуль, когда Санем проходила мимо.

— Зато оценю твою подлость!

— Ну! — устрашающе прикрикнул на женщин Нурым, однако Ханымгуль желала, чтобы последнее слово все же осталось за ней:

— Я тебе припомню «подлость»! Я тебе все припомню.

Ханымгуль не забыла своего обещания... С отъездом Таджима дни ее стали пустыми, как осенняя степь. Черной тучей, каждую минуту готовой обрушиться градом на ее голову, ходил Кутымбай. Ханымгуль понимала: сейчас достаточно искры, и он взорвется как порох. Понимала она и то, что искру такую может подбросить Санем. Пока, правда, вдова молчала. Но кто знает, что замыслила эта нищенка? Нет, ждать нельзя. Нужно предотвратить беду. А как ее предотвратишь? Есть только два пути, решила Ханымгуль. Либо умилостивить Санем — уже сама мысль об этом вызывала в байской жене бурный протест: просить, унижаться, заискивать перед собственной прислугой! Либо очернить вдову так, чтобы ни одному ее слову не было больше веры. Пока Ханымгуль взвешивала и рассчитывала все преимущества того и иного пути, случай подсказал ей решение.

Он явился в виде кобылы, подыхавшей от какой-то непонятной болезни. Кобылу забили, разделали, а мясо, закоптив, развесили на жердях в юрте, которая служила кухней. На следующий день мясо исчезло. Все. До последнего куска. Неизвестно, украл ли кто его или же съели собаки, но так или иначе, а мяса больше не было.

Очистив душу страстной молитвой, Ханымгуль позвала Нурыма и, ничего не сказав, повела его в юрту, где до сих пор еще пахло копченым мясом.

— Вот, — произнесла она торжественно, указав пальцем на Санем, — это она украла мясо. Она — воровка!

В первое мгновение Санем растерялась.

— Да вы что?.. Да разве ж я когда-нибудь?.. — лепетала она беспомощно.

— Она собралась ехать к дочери, я знаю. А это подарочек, — невозмутимо продолжала Ханымгуль. — Ну-ка, Нурым, проучи воровку!

Но тут Санем возмутилась:

— Врешь ты, старая блудница! Следы заметаешь!

Побелев от гнева и страха, байская жена схватила мешалку, что торчала из котла, и стукнула ею Санем по голове. В ту же минуту пестик, бывший в руках у Санем, опустился на голову хозяйки.

— Имя мое запачкать хочешь? Не выйдет! — крикнула вдова и в сердцах еще раз ударила Ханымгуль. — Никто тебе не поверит!

— Ой! Во-ей! — заголосила хозяйка. — Убивают!.. Что ж ты стоишь как истукан?! Убивают!

Нурым побагровел, глаза налились кровью. Вытащив нож, он бросился на Санем.

— Помогите! Помогите! — закричала она что есть мочи.

Одним ударом Нурым выбил из рук ее пестик, которым она еще пыталась защищаться, другим — в челюсть — сбил женщину с ног. Перед глазами ее блеснул нож. Острая боль пронзила голову.

Нурым поднялся, брезгливо швырнул на пол окровавленное ухо, подолом халата вытер нож. Выйти из юрты он не успел: со всех сторон на зов о помощи сбегались люди. Они ворвались в юрту, запрудили выход.

— Ну-ка, освободите дорогу! — попытался было пробиться Нурым, но на пути его встал Утамбет. Нурым хорошо знал его богатырскую силу и, встретившись взглядом, трусливо попятился.

— Дорогу тебе, говоришь?.. Я покажу тебе дорогу на тот свет! — Огромные ручищи оторвали Нурыма от пола, подняли и так швырнули, что внутри у того что-то хрустнуло.

— За что ты меня? — жалобно всхлипнул Нурым. — Я воровку наказал, а ты драться...

— Воровку? — пронесся в толпе возглас удивления, недоверия, возмущения. — Врет... Сами обкрадывают нас... Она не такая — сколько лет знаем!..