Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [93]

…И кучка евреев, взиравшая на него только что с высокомерием старших, теперь глядела с любопытством, благожелательностью и приязненностью. Яша явственно ощущал эту исходившую от них приязнь. «Они евреи, мои братья, — говорил он себе. Они знают, что я грешен, но все-таки прощают…» Его снова охватил стыд, но не от беспомощности, а потому, что он изменил этому чувству братства, пренебрег им, готов был его отвергнуть. «Как же это? Я ведь происходил от благочестивых людей. Мой прадед погиб за веру…»

Он вспомнил, что отец перед смертью подозвал его к своей постели и сказал:

— Обещай, что останешься евреем…

И взял Яшину руку, и держал ее до смертной минуты.

«Как я мог это забыть?.. Как мог?..»

С этого начинается возвращение Яши Мазура к вере. Медленно, шаг за шагом он приходит к пониманию того, что Бог и есть самый великий во всем мироздании «штукарь», ибо те трюки, которые Он выделывает с человеком, непосильны ни одному фокуснику.

Яшу еще ждет впереди немало сомнений и искушений, но главное уже произошло. И. Тот, Кто не допустил, чтобы он стал вором, будет незримо поддерживать его, как пророк Илья поддержал бросившегося с крыши мудреца. Даже случайно услышанный им в парикмахерской рассказ о том, как «один тип» утонул в Висле только потому, что «приглядел издали какую-то шлюху» и поплыл из мужской части купальни в женскую, тоже придется в данном случае весьма кстати…

Дальше будет прощание с Эмилией, возвращение к Эстер и наложение на самого себя страшного наказания, призванного надеть смирительную рубашку на свое собственное злое начало, на все еще живущую в нем любовь к Эмилии — ни в чем не повинной, действительно умной и благородной женщине, тоже, по сути дела, ставшей игрушкой в руках Высших Сил.

Лишь дочитав роман до финала, можно понять, что же хотел Башевис-Зингер сказать, когда утверждал, что Яша Мазур — это тот, кем он хотел бы стать, а Герман — кем он стал.

Если для Исаака Башевиса-Зингера-писателя никогда не было вопроса, где проходит граница между Добром и Злом, что нравственно, а что аморально, что согрето высоким Божественным светом, а что ведет человека в бездонную темную бездну, то Иче-Герцу Зингеру-человеку было крайне нелегко следовать тем принципам и идеалам, которые он сам провозглашал в своих книгах. Больше всего ему хотелось бы проделать тот путь от сомнений к вере, какой проделал Яша Мазур, вернуться в тот мир, из которого он вышел.

Но сидевший в нем «бес» вновь и вновь оказывался сильнее этих благих порывов, и в итоге он и в самом деле чувствовал сходство своей личной судьбы с судьбой Германа, образ которого еще станет предметом подробного разговора на страницах этой книги.

Но тема любви между евреем и нееврейкой Зингером будет еще не раз продолжена, причем не только во «Врагах», но — и прежде всего — в его следующем романе «Раб».

Глава 9 Обретение любви и свободы. «Раб» (1960)

Новый роман Башевиса-Зингера «Раб» был написан в 1960 году, и в 1961, как и многие другие его произведения, начал публиковаться по главам с продолжением в газете «Форвертс». Вскоре после этого, в 1962 году, роман был переведен на английский и восторженно встречен американской критикой.

Пожалуй, не было ни одного солидного американского издания, которое не поместило бы на своих страницах хотя бы небольшую рецензию на это произведение. Впрочем, это было не удивительно. Башевис-Зингер к тому времени уже считался самым модным еврейским писателем в Америке и Европе, да и положенная в основу его сюжета история любви не могла не тронуть сердца читателей. Эта была, по сути дела, вечная общечеловеческая история о влюбленных, принадлежащих к двум разным мирам, оказывающихся в итоге чужими в каждом из них, но готовых во имя сжигающего их чувства бросить вызов всем условностям и предрассудкам окружающего их общества.

Именно так воспринимал «Раба» американский и европейский читатель, которого, вдобавок, увлекал сам колорит книги, достоверность воссозданных на ее страницах картины жизни Польши середины XVII века, яркие, неоднозначные образы ее героев. К тому же, мистические мотивы, которыми был пронизан этот роман, делали его одновременно чуть похожим на сказку, своего рода «легенду для взрослых», что также не в немалой степени способствовало успеху «Раба» у широкой читающей публики.

«Раб» и в самом деле принадлежит к вершинным произведениям зингеровской прозы. Писатель приступил к нему, когда находился не только на пике своей популярности у еврейского и нееврейского читателя, но и тогда, когда достиг творческой зрелости, абсолютной свободы во владении словом. Зингер приближался в это время к своему 60-летию, и сам был убежден, что пришло время для создания главных произведений его жизни — тех самых, которые предназначены не только для современников, но и для потомков.

В «Рабе» он снова возвращается к той эпохе, которой посвятил свой первый роман «Сатана в Горае» — к страшным временам хмельнитчины и последовавшим за ней не только запустением, но и глубочайшим духовным кризисом, переживаемым еврейством Польши и Украины. Многие отрывки «Раба» почти дословно повторяют цитаты из «Сатаны в Горае»: