Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [152]

К тому времени рассказы Башевиса-Зингера ходили в самиздате по рукам советских евреев, и Елена Боннэр, прочитав их, стала страстной поклонницей его творчества. Так что не удивительно, что, оказавшись в Нью-Йорке, она раздобыла телефон любимого писателя и попросила его о встрече. Башевис-Зингер ответил согласием мгновенно — с середины 80-х годов он пристально следил за происходившим в Советском Союзе, и имя академика Сахарова было ему, разумеется, хорошо знакомо. Кроме того, его крайне интересовали затеянные Горбачевым реформы, ему хотелось получить сведения о них не из газет, а из первых рук, и в этом смысле трудно было придумать лучшего собеседника, чем Елена Боннэр, много лет вместе с мужем боровшаяся против тоталитарного коммунистического режима.

Когда же Елена Боннэр рассказала Башевису-Зингеру, что не только прочла в американской прессе массу посвященных ему статей, но и, вырезав из журнала «Таймс» его фотографию, повесила ее на стену в своей комнате, Зингер окончательно растрогался. Он привык к комплиментам со стороны восторженных поклонниц, но ни одна из них никогда не вешала на стену его портретов!

— Прежде всего, я хочу сказать, что я солидарен с борьбой вашего мужа, так как, по-видимому, мы с ним одинаково относимся к коммунистической идеологии и советскому режиму, — сказал Зингер Елене Боннэр, усаживая гостью в кресло. — Мне очень хочется верить, что этот визит в США не обернется для вас по возвращении неприятными последствиями. Мы будем молиться за вас…

— Господин Зингер, — подхватила разговор Елена Боннэр, — если уж вы сами заговорили о Боге, то позвольте вас спросить: вы — религиозный человек?

— Да, я, безусловно, религиозный человек, хотя и не исполняю предписанных нам Богом заповедей, — ответил Башевис-Зингер. — Я считаю, что сама действительность не позволяет нам отрицать существование Бога, и то, что Он постоянно говорит с нами, пристально следит за всем происходящим на Земле и вмешивается в него. Кстати, именно потому, что я верю в Него, я и являюсь вегетарианцем. Убежден, что заповедь «Не убий!» относится не только к человеку, но и ко всему живому. Так же, как у нас нет права лишить жизни человека, мы не имеем права лишать ее и петуха.

— Мы с мужем читали об этом, — улыбнулась Боннэр. — Я даже так прониклась этой вашей идеей, что решила ввести в доме вегетарианскую кухню. Но Андрей сразу понял, кто именно на меня так повлиял, и спросил, не хочу ли я превратить его в Башевиса-Зингера?

— Ваш муж — великий и очень мужественный человек, — заметил на это Зингер. — И он тоже по-своему глубоко верующий человек. Именно в силе его веры и кроется разгадка его мужества. Можно ведь верить не только в Бога, но и в гуманизм или во что-то другое. Хотя, признаюсь, вера в так называемые гуманистические идеи меня давно уже разочаровала. Многие самые кровавые преступления в истории творились именно под лозунгом верности гуманизму. Вы тоже очень мужественная женщина, настоящая «эшет хейл», если говорить нашими, еврейскими понятиями. Вы и ваш муж — люди действия, а я всего лишь человек слова. Но действие во все времена было важнее любых слов.

— Позвольте с вами не согласиться, — ответила комплиментом на комплимент Боннэр. — Иногда слово не менее важно, чем дело. К тому же, мы никогда не знаем, что чему предшествует — дело слову, или, наоборот, слово делу. Порой слово и есть дело. И все же меня очень интересует именно ваш взгляд на религиозные вопросы. Вы и в самом деле верите в переселение душ?

— О, безусловно! — последовал ответ Зингера. — Душа спускается на землю вновь и вновь, вселяясь в самые разные тела. Иногда, к примеру, мне кажется, что в прошлой жизни я был раввином в каком-то еврейском местечке, и многие мои знания Торы, Мишны, Гемары — именно оттуда. Порой в моей голове возникают целые отрывки из Талмуда, и я не могу наверняка сказать, читал ли я их в этой или в той, прошлой жизни.

— Но если вы настолько религиозны в душе, почему вы не соблюдаете религиозные заповеди? Как это вообще возможно для еврея — верить в Бога и не соблюдать Его предписания?! — озадачено спросила Боннэр.

— О, у него возможно абсолютно все! — с улыбкой заметила Эльма, следившая за этим разговором.

— Я действительно не исполняю Его заповеди, но как только я оказываюсь в беде, я молюсь Ему, — заметил Башевис-Зингер. — А так как в беде я оказывался в своей жизни достаточно часто, то и молиться мне приходится почти постоянно. Это не молитва из молитвенника, это слова, которые идут от сердца. Я разговариваю с Ним и чувствую, что Он мне всегда отвечает. Мы общаемся. Иногда бывает так, что я застреваю с каким-то своим рассказом, не знаю, как его продолжить, что делать с моими героями. Тогда я тоже обращаюсь к Богу, и Он подсказывает мне, что и как я должен писать. Порой я буквально чувствую, как Он движет моей рукой. Так что в определенном смысле слова Он — мой соавтор и самый взыскательный критик и читатель.

На прощание Башевис-Зингер попросил Елену Боннэр передать его самые теплые пожелания академику Сахарову и сказал, что хотел бы увидеться с ним, если тот когда-нибудь приедет в Нью-Йорк.