Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера - [102]

Зингер намеревался провести в Израиле еще ряд встреч и вечеров, когда в Судный день 1973 года без объявления войны Сирия и Египет напали на Израиль.

Все запланированные мероприятия были, разумеется, тут же отменены. У Зингера была возможность покинуть Израиль, но он предпочел остаться, и в течение трех недель, то есть практически до конца войны был одним из немногих постояльцев огромной тель-авивской гостиницы «Парк».

Исраэль Замир, встретивший отца по возвращении в Тель-Авив, пишет в своих воспоминаниях, что он не почувствовал, что Башевис-Зингер принял обрушившуюся на Израиль новую войну близко к сердцу — дескать, «все происходящее никак не касалось его как американского гражданина». Это замечание чрезвычайно характерно для Замира как израильтянина, убежденного, что евреи диаспоры не были в состоянии понять всю тревогу, которую испытывали в те дни за свою страну граждане Израиля. Однако весь рассказ Замира об этой встрече опровергает его же ремарку. В течение всех этих трех недель Башевис-Зингер практически ничего не ел и большую часть времени проводил у телевизора, что было ему совершенно не свойственно. Он отказывался спускаться в бомбоубежище, когда звучал сигнал тревоги. Каждый раз, когда на улице раздавался звук сирены «скорой помощи», у него сжималось сердце — он понимал, что в очередной еврейский дом пришло сообщение о гибели сына и в связи с этим кому-то из его родителей понадобилась «скорая».

— Много раз, слыша доносящиеся из окон рыдания, я хотел пойти в эту семью и произнести слова утешения, но кто я такой, чтобы их произносить? Поэтому мне оставалось только молиться. И все эти дни я молился — и за тебя, и за всех наших солдат! — сказал Зингер сыну.

Думается, эти слова говорят об отношении Зингера к Израилю и к его судьбе больше, чем любые другие.

В следующий раз Башевис-Зингер посетил Израиль летом 1975 года — в связи с вручением ему звания почетного доктора Еврейского университета в Иерусалиме. Зингер отправился в эту поездку с Довой Грубер и остановился с ней во все той же гостинице «Парк». Однако в тот самый момент, когда Зингер и Грубер располагались в номере, в его дверь постучали. Затем дверь распахнулась, и в проеме показалась Эльма.

— Эльма, что ты тут делаешь?! — изумленно спросил Зингер.

— Как что? Я прибыла для того, чтобы участвовать в церемонии твоего награждения, — невозмутимо ответила Эльма, видимо, решившая, что роман ее мужа с Довой зашел слишком далеко и пришло время положить ему конец.

Церемония присуждения Башевису-Зингеру звания почетного доктора Еврейского университета проходила с участием премьер-министра Израиля Голды Меир. Иссак и Эльма Зингеры сидели на ней, разумеется, в первых рядах. А наверху, на последних скамьях университетского амфитеатра сидела заплаканная Дова Грубер.

— Десятки раз он обещал на мне жениться, и что в итоге?! Они вдвоем сидят в креслах для почтенных гостей, а я здесь… как воровка! — сказала Дова одному из знакомых.

— Он обещал то же самое Эстер, Стефе, Сабине, Руне и Бог знает кому еще. К сожалению, мы никогда даже не узнаем, скольким женщинам он это обещал, — услышала она в ответ.

* * *

Дж. Хадда с помощью приятельницы Зингера сумела подробно восстановить, что именно происходило в Израиле те летние дни 1975 года. По ее словам, формально Зингер прибыл в эту страну с Довой и ее матерью для того, чтобы помочь Дове устроить последнюю в какой-нибудь израильский дом престарелых. Однако сразу после приезда писатель поселился вместе с Довой в гостинице «Парк», а пожилая женщина — в доме своей другой дочери, которая уже давно жила в Израиле. В один из дней, когда Зингер с Довой вернулись в гостиницу с прогулки, портье, передавая ему ключи, шепотом заметил: «Должен предупредить вас, что ваша жена только что прилетела из Нью-Йорка и ждет вас в номере».

Зингер велел Дове остаться в холле гостиницы, а сам поднялся наверх, где его уже ждала Эльма. Вид разбросанных по номеру вещей Довы усилил ее ярость, и она пребывала в самом боевом настроении.

— Что случилось? Зачем ты приехала? — спросил Зингер.

— Я — твоя жена, у меня, в отличие от какой-нибудь проститутки, есть право приехать! — ответила Эльма. — Ты мне с ней изменяешь! Я давно подозревала, что ты мне с ней изменяешь!

— Послушай, — спокойно сказал Зингер. — Ты знаешь, сколько лет это уже продолжается? 25 лет! Ты об этом что-нибудь знала?

— Нет, — ответила Эльма.

— И что — то, что я тебе изменял, тебе мешало? — все тем же спокойным тоном продолжил Зингер.

Эльма призналась, что нет, и Башевис почувствовал, что он полностью контролирует ситуацию.

— Прекрати! — велел он Эльме, и вскоре вместе с ней вышел из гостиницы «Парк» и направился в отель «Дан Панорама», где снял номер для себя и для Эльмы.

В течение нескольких дней писатель курсировал между двумя гостиницами, уделяя время то одной, то другой своей женщине, а закончилось это все тем, что они втроем — Эльма, Дова и Айзек дружно искали дом престарелых для матери Довы Грубер.

* * *

Растущие тиражи книг Башевиса-Зингера никак не повлияли на его активность как лектора: он по-прежнему не упускал ни одной возможности подработать на встречах с читателями, организуемыми различными еврейскими организациями в университетах, клубах и т. д.