Последний барьер - [68]

— Лампочка на лестнице перегорела уже несколько дней назад. Мелочь, не так ли? — смотрит на воспитателя Озолниек. — Но в нашем деле, как видишь, мелочей нет. И почему в дверях возникла толкотня? Почему после кино воспитанников не построили по отделениям, а разрешили выходить из помещения толпой? Тоже, разумеется, мелочь.

Киршкалн молчит. Что тут скажешь? Конечно, сам прошляпил.

— Из штангенциркуля сработан! — подержав в руках нож, заключает начальник.

— Да.

— Как настроение в отделении? В твоем, в частности?

— Пока не знаю. Мы тут сразу допросом занялись. Но там есть дежурный воспитатель и контролеры.

— А отделение без командира. И там Зумент… — Озолниек смотрит на Киршкална. — Ладно, продолжай! Я зайду к твоим, погляжу.

Весть о прибытии Баса достигла общежития раньше, чем он пришел туда сам. Ребята стоят кучками, о чем-то перешептываются, и Озолниек сразу улавливает какую-то перемену в колонии, — уже нет того привычного ровного ритма, который был днем. Нападение на Иевиня наэлектризовало атмосферу. И не только оно. В колонии нет больше председателя Большого совета, нет авторитетного и уравновешенного Калейса.

Разумеется, на место освобожденных избрали новых, но те еще не успели освоиться в новой роли. Смена председателя совета в колонии то же самое, что смена президента в республике. Ей всегда сопутствует некоторый разброд, перегруппировки и проверка соотношения сил.

«Отрицательные» поднимают головы — может, удастся получить какие-нибудь преимущества? «Положительные» переживают состояние некоторой неуверенности, а «колеблющиеся» навостряют уши — к кому будет выгоднее примкнуть? Сразу заметно ослабление дисциплины. Все ждут каких-то событий, продолжения инцидента. Из отделения в отделение ползут всевозможные слухи и домыслы, и если в обычное время на них клюют лишь немногие, то теперь даже кое-кто из «светлых голов» охотно развешивает уши.

Озолниек идет по длинному коридору, и его наметанный глаз отмечает одну перемену за другой. Разумеется, все это не более как мелочи. Но Озолниек отлично знает им цену, во что они могут вылиться, если их оставить без внимания. Даже сами приветствия ребят говорят уже о многом. Сейчас здороваются все.

До того рубежа, когда «опасные» перестают здороваться, еще далеко, но Озолниек помнит, как было в первые годы существования колонии. Помнит он и многое другое — свист ветра в выбитых окнах, под ногами хруст осколков перебитых лампочек и забаррикадированные двери спален общежития, из-за которых доносится рычание пещерных зверей. Теперь подобное не грозит, но что-то все же стронулось, а начальник ох как хорошо знает — крушить-то очень просто, а вот восстанавливать сокрушенное нелегко.

«Опасные» и их прихвостни свое «добрый вечер» произносят несколько натянуто, с затаенным в уголках рта злорадством и легкой насмешкой во взгляде. На их лицах можно прочесть: «Вот так-то, начальничек, впереди еще не то будет!» В особенности это заметно у прихвостней. Слуга черта всегда был большим мастаком на проделки, чем его хозяин. Приветствия «спокойных» и «положительных» выражают известную тревогу, неуверенность: «Что теперь делать? Почему это произошло и что последует дальше?» Они даже идут несколько шагов рядом с Озолниеком, а один, не утерпев, спрашивает:

— Скажите, пожалуйста, правда, что Иевинь умер?

Так вот откуда ветер дует! Озолниек хохочет. Этот вопрос вызывает у него отчасти также и искреннее веселье. Он отвечает на него так, что гудит весь коридор. Ответ адресован не только тем, кто спросил, но и распространителям слухов, и тем кто им верит.

— Какой-то дурень поигрался ножичком, поцарапал кожу, а ты уже готов Иевиня похоронить. Если хочешь, можешь хоть сейчас пойти его навестить. Я позвоню в санчасть, чтобы тебя пропустили.

Реакция видна сразу: «опасные» настораживаются, нахохливаются, часть удали из их взглядов улетучивается, а «положительные» тут же расправляют плечи, вторя начальнику, посмеиваются, и от кучки немедленно отделяется бегун. Озолниек знает — из комнаты в комнату полетела весть: «Пустяки, Иевинь только поцарапан, Бас сейчас сам сказал».

Второе отступление от порядка, тоже бросающееся в глаза, — это слишком большое количество воспитанников с расстегнутыми воротничками. Правда, по вечерам перед сном и раньше попадались неряхи, но сейчас их подозрительно много. Озолниек, сделав замечание, останавливается и выжидает, покуда разгильдяй застегнет все пуговицы; тем временем ребята, не дожидаясь, пока он поравняется с ними, тянут руки к воротничкам и приводят себя в порядок.

Какой-то воспитанник, выбегая из отделения, раскрывает дверь пинком ноги, и она громко хлопает.

Озолниек задерживает мальца, велит ему вернуться, спокойно открыть и закрыть за собой дверь, затем приказывает пойти доложиться дежурному контролеру, попросить, тряпку и помыть дверь там, где испачкал ногой.

— И косяк, — добавляет начальник. — И с обеих сторон.

Входя в отделение Киршкална, Озолниек оглядывается. Группки ребят в коридоре перешептываются уже не так тревожно, стало спокойнее. Какой особой беды можно ждать, если Бас ходит по общежитию и велит застегнуть воротнички.