Последние распоряжения - [67]

Шрифт
Интервал

Но тебе этого не понять, Джун, тебе этого никогда не дождаться.

О чем-то можно говорить, а о чем-то нет. Учетчик приходил со своими палочками и ножом для отметок, считал бушели, проверял, сколько ты набрала. Каменное лицо: я не кто-нибудь, а учетчик, не думай, что тебе удастся обвести меня вокруг пальца. Молись, чтобы все сошлось, учет дело серьезное. «Так... Митчелл Эми». И никаких улыбок. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, он улыбнулся бы – хоть чуть-чуть, хоть самую малость, – если бы знал, что все произошло в этой самой корзине.

Вик

Вот и хорошо, подумал я, что на мне еще форма. Девушки это любят. А до конца службы еще с месяц. Опять же и нашивки за целых четыре года.

Но она сказала: «И чем ты займешься, Вик, когда перестанешь плавать на своих лодках?»

Я подумал: ну вот, попался, этого следовало ожидать, уж я-то знаю, что сейчас произойдет. Сначала она глянет на мои руки, мельком, в расчете, что я не замечу, но я замечу. Потом вовсе отведет глаза, словно ее вдруг страшно заинтересовали эстрадные номера, которые показывают в этом импровизированном танцзале, хотя на самом деле ничего подобного – просто ей надо поскорей все обдумать. А потом, когда я спрошу насчет следующего раза, отделается стандартными извинениями.

А ведь пока она была самой лучшей из всех, Пам Саммерфилд, лучшей из моего не очень-то длинного и не очень-то серьезного списка, и не только благодаря своим внешним данным. Энергия, уравновешенность, мужество. Она явно не собиралась ничего упускать, не в ее стиле было проворонить свой шанс, чтобы потом жалеть, но было в ней и что-то другое, рассчитанное на долгий срок и не вчера возникшее.

И одета она была дай Бог – во всяком случае, для Госпорта в канун Рождества сорок пятого года. В черном и розовом, как будто настроилась нынче на что-то важное.

Оркестр играл «Чаттанугу чу-чу».

«Не на лодках, а на кораблях», – сказал я. А сам подумал: с этой нельзя хитрить, изображать из себя морского волка, да и что это даст: рано или поздно она все равно спросит, так что, может, оно и лучше, что именно сейчас.

И я сказал: «Буду работать в бюро похоронных услуг. У нас династия».

Она посмотрела на меня. И ни единого взгляда на руки. Прямо на меня, и сказала: «Ну надо же, Вик, а я бы в жизни не догадалась. Что ж, по крайней мере, безработица тебе не грозит. – Потом опустила глаза и снова быстро подняла их, словно решилась идти до конца, и только в уголке рта у нее играла улыбка. – Значит, с телами ты обращаться умеешь».

Рэй

«Ну что насчет двора – ударим по рукам?» – говорит он.

Прямо так в лоб и выпалил, этаким наглым тоном – мол, мне-то ты не откажешь, – точно видит, что я думаю: он, должно быть, шутит, с каких это пор у него появилось чем платить? Но он не шутит, он серьезно, и он знает, что стоит только подождать, и я сам вернусь к этой теме, к тому, что ему нужно.

«Опять по рукам? Вроде уж ударили», – говорю я.

«Это разве ударили? – говорит он. – Пока просто договорились».

«По мне, так очень даже неплохо договорились, – говорю я. – Чего еще надо?» Теперь, когда у него на дворе уже две машины и он разбирает их, чтобы потом снова собрать. «Ровер» и «элвис», да вдобавок мой фургон, которым он недавно воспользовался. Можно сказать, поселился там.

«Договорились, конечно, хорошо, и я за это благодарен, – говорит он. – Но это вроде как одолжение мне. Вы сделали одолжение бывшему солдату, который хотел повозиться с двигателями, чтобы не потерять квалификацию механика. Нельзя же рассчитывать, что это навсегда, так? Не могу же я полагаться только на вашу доброту».

Он достает пачку сигарет, ловко, привычным движением встряхивает ее так, что две штуки выпрыгивают наружу, дает одну мне и щелкает зажигалкой. «Я вам благодарен, дядя Рэй», – говорит он.

Дядя Рэй.

И я думаю: интересно, знает ли он, что я все понял неправильно, всю ситуацию? Думал, ему понравится сидеть у меня под крылышком, как я сам когда-то прятался под крылышком у Джека. Ведь если б не это, я бы не попивал пивко да не покуривал в «Карете» вместе с Винси, а уже лет двадцать пять как лежал бы под крестом в Ливии. Вот я и решил вернуть должок, чем смогу помочь парню после возвращения из армии, чтоб Джеку с ним не возиться. Только Джек-то смотрел на все по-другому, а я об этом и не подумал. Он еще не отказался от своих планов, даром что пять лет прошло. Доддс и сын.

И чего я встрял между ними, сидел бы себе в сторонке.

А сейчас тем более все изменилось, вся картина стала другой, когда появилась эта девица, что спит теперь под крышей у Джека и Эми, по крайней мере часть времени, с учетом всех моих отъездов и приездов – похоже, у всех вдруг возникла тяга к перемене места жительства. С учетом этих пикников в Эпсоме.

Я слышал, что вы с тетей Кэрол. Мне очень жаль, дядя Рэй.

И может, я никогда не пустил бы Винси к себе на двор, может, и лошадку бы ему не посоветовал, чтобы он смог купить свою первую подержанную машину, – Незнакомка, Сандаун, шесть к одному, – если бы Эми не сказала: «Винси скоро вернется, через месяц-другой будет дома. Наверно, пора нам с этим кончать».

«И еще, – говорит он и останавливается, чтобы прикурить свою сигарету и выпустить большой клуб дыма; он смотрит на него, как на собственную жизнь. Костяшки пальцев у него все черные, потрескавшиеся. – И еще, раз я теперь начинаю свое дело, мне нужно место, чтоб все выглядело нормально. Если открываешь свое дело, без своего места нельзя, правда ведь?»


Еще от автора Грэм Свифт
Материнское воскресенье

Жизнь соткана из мгновений, впечатлений, ассоциаций. Мало кто их запоминает во всех подробностях. Но Джейн Фэйрчайлд всегда обращала внимание на детали. И Материнское воскресенье 1924 года, день, когда разбился в автокатастрофе Пол Шерингем – ее любовник – она запомнила во всех подробностях, вплоть до звуков и игры теней, запахов и ощущений. И именно в этот день перестала существовать сирота-служанка Джейн и появилась известная писательница, которой предстоит долгая, очень долгая жизнь, в которую уместится правление нескольких королей, две мировые войны и много что еще.


Химия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Земля воды

Роман «букеровского» лауреата, сочетает элементы готической семейной саги, детектива, философского размышления о смысле истории и природе. Причем история у Свифта предстает в многообразии ипостасей: «большая» история, которую преподает школьникам герой романа, «малая» местная история Фенленда – «Земли воды», история человеческих отношений, романтических и жестоких. Биография учителя, которому грозит сокращение и «отходная» речь которого составляет внешний уровень романа, на многих уровнях перекликается с двухвековой историей его рода, также полной драматизма и кровавого безумия поистине фолкнеровских масштабов…


Близорукость

У Грэма Свифта репутация писателя проницательного и своеобразного, хотя пока что он издал лишь два романа — "Владелец кондитерской" и "Волан" — и сборник рассказов "Уроки плавания". К произведениям Г. Свифта в Англии относятся с большим вниманием, и британские критики в своих рецензиях не скупятся на похвалы в адрес молодого писателя: "удивительное чувство пропорции", "захватывающе, глубоко, едко", "изящно как по форме, так и по содержанию".Г. Свифт родился в 1949 году в Лондоне, где он живёт и поныне.


Антилопа Хоффмейера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Свет дня

В новом романе Грэма Свифта, лауреата премии Букера 1996 г., повествование увлекательно, как детектив, при этом трогательно и поэтично. События происходят за один день, но затрагивают далекое прошлое и возможное будущее. Свифт создает легенду о любви, страхе, предательстве и освобождении.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Труды и дни мистера Норриса

Обаяние произведений Кристофера Ишервуда кроется в неповторимом сплаве прихотливой художественной фантазии, изысканного литературного стиля, причудливо сложившихся, зачастую болезненных обстоятельств личной судьбы и активного неприятия фашизма.


Морфо Евгения

Антония Байетт — современная английская писательница, лауреат Букеровской премии 1990 года (роман «Одержимость»).В книгу «Ангелы и насекомые» вошли два ее романа — «Морфо Евгения» и «Ангел супружества», повествующие о быте и нравах высшего общества викторианской Англии. В «Морфо Евгении» люди уподоблены насекомым, а в «Ангеле супружества» говорится об их общении с призраками, с духами умерших.


Академический обмен

В основу книги положен банальный, на первый взгляд, сюжет — обмен профессорами американского и британского университетов. Обычно все проходит гладко и рутинно. Однако на этот раз в обмен вовлекаются два антипода, и на противоположных берегах Атлантики происходят события, закручивающие в свой водоворот всех — студентов, коллег и даже жен. Не давая читателю заскучать ни на одной странице, автор приводит его к финалу, который, похоже, удивляет и его самого.


Мир тесен

Пути ученого неисповедимы, и даже для него самого. В этом суждено убедиться главному герою романа Д. Лоджа «Мир тесен» Персу МакГарриглу, который гоняется по всему миру (верней, по всем научным конференциям мира) за романтическим призраком своей любви, очаровательной Анжелики. Как ни удивительно, но в какую бы даль Перса не занесло, ему встречаются примерно одни и те же лица, вроде наших старых знакомых («Академический обмен», Издательство Независимая Газета, 2000) Ф. Лоу, М. Цаппа и других ученых мужей и дам, которые все так же любят заводить любовные интрижки и попадать в смешные ситуации — и с неизменным академическим достоинством выбираться из них.