Последние метры - [9]

Потом случилось непонятное - на тропе остался только один. Ровно на мгновение дозорных разделило что-то ослепительно-белое, огромное, рухнуло в ущелье и спустя секунды отозвалось там тупым, надломленным снежным взрывом. Обвал..,

Алексей в исступлении, злости, которых хватило бы растопить тонну снега, но которых почти не хватало, чтобы держать обессилевшими руками лопату, разгребал ненавистный снег, а рядом работали пятьсот таких же исступленных, пришедших на помощь жителей грузинского селения. Он помнит, бился в мозгу безответный тоскливый вопрос: «Как же так? Почему?» Впервые он ясно осознал, нутром ощутил, что такое жизнь, взглянул на нее глазами того, кто оказался погребенным под пятиэтажным слоем снега… Как такое забудешь?..

Как забудешь все то, чем живешь, что тебя окружает? Заставу, например? В отпуск собирался - и то ныло сердце. Солдаты провожали, напутствовали, словно не в Гагру он уезжал, а на Северный полюс, и не в отпуск, а навсегда…

В штабе поговаривали о скором переходе майора Иваницкого на должность заместителя начальника маневренной группы по политчасти. Иваницкий слабо отнекивался: дескать, почему именно он, ведь ничего особенного он не совершал, на нарушителей не очень везло - не ловил их сетями, это все знают, а так - служил, как другие. Нормально.

«Но у тебя же опыт, Алексей Стефанович! Опыт,- убеждали в отряде.- Ты с солдатом, как с самим собой говоришь, наперед знаешь, что у того в голове».

Алексей подсек взглядом голубые зубцы дальних гор в темных крапинках ущелий. Опыт!.. Это слово еще как понять. Да попадется такой, как Титов,- куда и уйдет тот опыт, в какие закоулки упрячется! Ведь сколько прошло, а помнится!

Да, точно, рядовой Титов, Михаил Павлович. Бывший начальник заставы майор Чукланов, в подчинении которого находился Титов, доверительно говорил Иваницкому:

- Твердый он камешек. Нет, не упрямый, а вот на заставе - чужой. Не дружит ни с кем, в наряды идет неохотно.

Чужой!.. Слово-то какое глухое, неодушевленное, как пустота. Служит такой - и ни тепла от него, ни холода. Придет срок, уедет домой,- никто не вспомнит ни с радостью, ни с грустью. Одно слово - чужой.

Чукланов, педагогическому такту которого Иваницкий когда-то завидовал, разводил руками:

- Тебе, Алексей, не знаю, что и советовать.

Иваницкий соглашался: «Верно, Иван Владимирович, советовать трудно. На деле надо глядеть». Титов имел редкий среди пограничников «послужной список» : в нем пестрели взыскания. Перевели Титова с заставы в хозяйственное подразделение отряда.

На новом месте Титов быстро освоился, пришел в себя. Доверительно, со смешком говорил о бывшей своей заставе:

- Там по моим тропочкам другие топают. Я не в обиде. Пусть топают, у них жилы воловьи и нервов хватает у каждого на троих. А мне и здесь хорошо.

Но вскоре случилось так, что снова Титов оказался на заставе. И вновь служба пошла у него через пень-колоду. Перевод… Не здесь ли все крылось?

Иваницкий размышлял: «Значит, Титов допустил нарушение сознательно, выдержал позор и осуждение товарищей, чтобы перебазироваться в отряд? Как говорится, подальше от забот, поближе к хлебу. И теперь не может смириться, что вышло не по его?»

Как будто все становилось на свои места, картина прояснялась. Себялюб на заставе… Иваницкий убедился: именно себялюб. Себя считает «избранником» судьбы. Себя бережет. Вот откуда - «чужой».

«Чужой» может, скрепя сердце, идти в упряжке вместе со всеми. Подчиняясь большинству, станет работать даже там, где трудно. Но он никогда по своей инициативе и воле не предложит изнемогшему товарищу отдохнуть, не возьмет на себя часть его забот,- вот в чем главная опасность «чужого!».

Как-то застава вышла на физзарядку,

- Товарищ майор! - доложил сержант Федоренко.- Титов отказывается от физзарядки.

Иваницкий прошел к грибку, под которым вопросительным знаком ежился от холода Титов.

- Рядовой Титов, в чем дело?

Тот, будто ожидая прихода майора, с усмешкой ответил заранее приготовленной фразой:

- Да я ведь не Дед-Мороз. У меня руки-ноги мерзнут. Они закаленные, им хоть бы что! - кивнул он в сторону товарищей, весело готовящихся к пробежке.

Иваницкий, четче обычного выговаривая каждый слог, приказал выйти на физзарядку. Титов поджал губы, но подчинился. А майор рассуждал: ну хорошо, раз приказал, два… Что же, так и будет служба идти из-под палки? И не слишком ли это роскошно - отдавать постоянное внимание одному? Нет, надо искать выход…

Алексей торопливо, словно успех дела решали минуты, думал, как поступать дальше, какой и где найти идеальный воспитательный вариант, чтобы - наверняка, чтобы как пружина - щелк, и на месте. А тут еще солдаты стали жаловаться: Титов разговорчики вредные ведет. Алексей досадовал: прямо чертополох какой-то на поле, а не солдат… И главное, знает ведь, не маленький: в армейских семьях не очень-то жалуют тех, кто идет не в ногу. До каких пор можно испытывать терпение сослуживцев?

Офицер знал, что от него, старшего товарища, ждут решительных мер, какого-то особого мудрого решения. А откуда его взять, это решение? Какую академию надо кончить, чтобы сказать: вот оно, единственное, что наверняка поможет!..