Последние дни Российской империи. Том 3 - [14]
Петрову уже небезопасно было оставаться на фронте, и Саблин предложил ему с его женою поселиться на его петербургской квартире, заняв комнаты мисс Проктор.
Ника всё это знал.
В девятом часу вечера Ника приехал на квартиру Саблина, но Петрова не было. Жена Петрова, благообразная худощавая женщина в кружевной чёрной наколке, делавшей её похожей на испанку, сказала Нике:
— Вы застанете его, коли вам нужно, в главном гараже, в Михайловском манеже.
Ника поехал в манеж.
Двери манежа были растворены настежь, и в тускло освещённом пространстве видны были длинные ряды автомобилей. У входа стояли без дела какие-то вооружённые молодые люди.
— Вам что нужно, товарищ? — спросили они.
У Ники был вид революционного офицера. Молодые чёрные усы были подстрижены, фуражка была на затылке, свободный френч, галифе и башмаки с обмотками придавали ему вид нового офицера, его легко можно было принять за одного из адьютантов Керенского, Гучкова или офицеров автороты.
— Шофёр Петров здесь находится? — спросил Ника.
— Не знаю, товарищ, — говоривший обернулся в манеж и крикнул: — Товарищи, шофёр Петров здесь или нет?
Из сумрака манежа отделился человек в кожаной шофёрской куртке и подошёл к Нике.
— Был здесь, — сказал он. — А вы кто будете?
— Я от жены его. С улицы Гоголя. Скажите, что Николай Николаевич его просит.
— Хорошо.
Шофёр пошёл в манеж и через несколько минут вернулся с Петровым. Петров знал Полежаева, так как возил письма к Тане и разговаривал и расспрашивал Нику обо всём, что происходит в России.
— А, Николай Николаевич, — сказал он, улыбаясь. — Здравия желаю.
— Здравствуйте, товарищ, — подчёркивая слово товарищ, сказал Ника. — Меня прислала за вами ваша жена. Вы свободны?
Петров догадался. Он уже несколько раз говорил Нике, что если бы найти хорошую машину, деньги, да смелых людей, то вывезти Государя ничего не стоит.
«Противно, — говорил он, — смотреть, как над его Величеством жиды измываются». Петров верил, что всю революцию сделали жиды, чтобы измываться над русским народом.
— Свободен, — сказал он.
— Она просила вас со мною приехать к ней. Пойдемте, — сказал Ника.
— Зачем идти? Я вам машину подам. Товарищ, — обратился он к сопровождавшему его шофёру, — ну-ка, милый, толкони Алёшкина, пусть подаёт Бенц.
Через пять минут Ника с Петровым, отпустив Алёшкина с автомобилем, поднимались на квартиру Саблина.
Ника провёл Петрова в кабинет Саблина и, не зажигая огня, усадил его против себя за столом.
Лунная июльская ночь стояла над городом, и отблеск луны и уличных фонарей проникал туманным полусветом в широкие окна квартиры. Предметы на письменном столе, самый стол, кресла, диван, шкафы с книгами» курительный столик намечались тёмными силуэтами. Лиц не было видно. Говорили вполголоса.
— Помните, Петров, мы говорили с вами о том, чтобы увезти Государя, спасти его.
— Необходимо надо, Николай Николаевич. Никакой у меня веры нет к этому жиденышу. Убьёт он его ни за что. Такой грех, прости Господи! Только куда увезёшь-то, ваше благородие. К англичанке или французу, сами понимаете, неподходящее дело. Англичанин Россию ненавидит, — это я доподлинно знаю, а что жид, что француз — одна порода. Кабы с немцем не воевали, я бы немцу больше поверил.
— Нет, Петров. Нам надо спасти и укрыть Государя у русских людей!
— Ишь, Николай Николаевич, русские-то люди хороши стали. Совсем с ума посходили. А то куда же лучше!
— Есть, Петров, и хорошие люди. Мы вот что надумали.
И Ника рассказал про старообрядческие скиты, про стариц и белиц, про дремучие Керженские леса, всё то, что осталось у него от чтения романов Печерского и Салиаса. Сладкий романтический бред претворялся в его словах в широкие возможности, и он видел осуществлённым это переселение.
Крепко задумался над его словами Петров. Барская фантазия столкнулась со здоровым практическим разумом старого умного рабочего.
— Как же доставим туда? — спросил после долгого раздумья Петров.
— На автомобиле, — задыхаясь от волнения сказал Ника. Петров ничего не сказал.
— Прикурить позволите? — спросил он.
— Ах, курите, курите, пожалуйста, Петров, — сорвался со стула Ника и подал папиросы и спички. Он чувствовал, что в старой голове Петрова решается участь их плана. А если Петров откажется, то тогда уже никто не поможет.
Петров долго и молча курил. Глаза привыкли к темноте, и Ника ясно различал лицо Веры Константиновны на портрете, по распоряжению Саблина никогда не закрывавшемся кисеёю. Ника мысленно умолял Петрова: «Ну решись, голубчик, ну пойди на это. Ну что тебе стоит!»
— Николай Николаевич, а никто нас здесь не подслушивает? — спросил Петров.
— Нет никого.
— Посмотреть надо. Я Тимофею, например, ихнему не верю. Своё у него на уме — как бы генерала обокрасть.
Ника посмотрел по комнатам и вернулся.
— Нет, кругом никого нет. Авдотья Марковна самовар в столовой наставляет.
— Это для вас. Мы всегда у себя пьём, — сказал Петров.
И опять молчал и курил. Видно, тоже волновался. «Ну, милый! Госпожи, помоги ему решиться».
— Спасти Государя надо, — наконец выговорил Петров. — Это точно. Не может империя быть без императора. А республика? Ну, какая там республика — так жидова одна, да галдёж по митингам… Только на автомобиле невозможно. Вы говорите, в Вятской губернии, или даже под Урал самый везти надо? А куда везти, вы сговорились?
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Дневник Начальника конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии в 1897-98 году.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
Известный писатель русского зарубежья генерал Петр Николаевич Краснов в своем романе «Ненависть» в первую очередь постарался запечатлеть жизнь русского общества до Великой войны (1914–1918). Противопоставление благородным устремлениям молодых патриотов России низменных мотивов грядущих сеятелей смуты — революционеров, пожалуй, является главным лейтмотивом повествования. Не переоценивая художественных достоинств романа, можно с уверенностью сказать, что «Ненависть» представляется наиболее удачным произведением генерала Краснова с точки зрения охвата двух соседствующих во времени эпох — России довоенной, процветающей и сильной, и России, где к власти пришло большевистское правительство.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Иван Данилович Калита (1288–1340) – второй сын московского князя Даниила Александровича. Прозвище «Калита» получил за свое богатство (калита – старинное русское название денежной сумки, носимой на поясе). Иван I усилил московско-ордынское влияние на ряд земель севера Руси (Тверь, Псков, Новгород и др.), некоторые историки называют его первым «собирателем русских земель», но!.. Есть и другая версия событий, связанных с правлением Ивана Калиты и подтвержденных рядом исторических источников.Об этих удивительных, порой жестоких и неоднозначных событиях рассказывает новый роман известного писателя Юрия Торубарова.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.