Последние дни Российской империи. Том 1 - [14]

. На пост Главнокомандующего стал сам царь. Многие в Петрограде, и сегодня ещё, рассматривают этот шаг государя как судьбоносную ошибку. Они думают, что царь ни по военному образованию, ни по складу характера не подходит к роли Главнокомандующего. Редкие же люди, в том числе и я, думают, а теперь уже полностью убеждены в том, что только исключительно появление государя в Ставке спасло наши армии от разгрома германцами и консолидировало катастрофическое положение на нашем западном фронте в 1915 г. Сегодня много уже тех, которые поняли и признают это, но предпочитают молчать, ибо раньше с пеной у рта осуждали решение царя стать во главе армии. С Другой стороны, царь, приняв огромную ответственность и заботы по обороне страны, не мог посвятить себя исключительно делам внутреннего управления, которое в данное время было, пожалуй, так же важно, как и внешняя защита государства. На решения часто весьма важных вопросов внутренней политики стала влиять с этих пор царица, чутко прислушивавшаяся к советам своей придворной дамы Вырубовой. Принимая во внимание влияние на этих двух женщин Распутина, можно судить о том, как высоко выросли шансы тёмных сил для проведения своих замыслов. Царю, занятому всецело высшим командованием в Ставке, нс оставалось, очевидно, ничего другого, как довериться мнению и советам царицы[19]. В СВОЁМ ОКРУЖЕНИИ ОН ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ СЛИШКОМ ОДИНОКИМ, В ЭТОМ ОКРУЖЕНИИ НЕТ МУДРЫХ И ПРЕДАННЫХ СОВЕТНИКОВ. В этом и заключается, господа, наша русская трагедия.

   — Простите, Сергей Николаевич, что я вторгаюсь в ваше интереснейшее повествование. Что думаете вы об этих обвинениях, которые евреи ставили великому князю? Возможно ли, чтобы тот без вины и без суда допустил расправу над невинными людьми, кто бы они ни были? — спросил Мураховский.

Рамсин поднялся со своего места со стаканом в руках и заходил вокруг сидящих слушателей, отпивая глотками малиновую воду.

   — Вы, господа, все до одного тут детально посвящены в историю подготовки у нас революции, то есть в смысле стремления тёмных сил устранить наше самодержавие и изменить политический порядок в России. Разлагающая пропаганда, изуверские убийства из-за угла наших людей руками убийц производятся у нас по приказу партийных верхушек эсэров и демократов. Кто, главным образом, составляет эти верхушки ЦК — вам тоже известно. Всем вам знаком состав нашей Государственной думы, хочу сказать, её левого крыла, где крепко засели представители тёмной силы, чужие да и наши. Вы следите за левой печатью и знаете, и понимаете без какого бы то ни было сомнения, кто в ней главные писаки и смысл их писаний. Вы слыхали не раз о том, что почти все скамьи для журналистов в нашей Думе заняты репортёрами-евреями, среди которых редко можно встретить русское лицо. Обо всём этом знал и великий князь Николай Николаевич. Ему доложили об этом в детальной форме исследователи нашего революционного движения, состоявшие членами «Союза добрых русских людей», который после революции 1905 года выступил на борьбу против левых течений. Членом этого союза состоял и Великий князь. У него, таким образом, составилось определённое мнение, а не предубеждение, о евреях, как о людях неблагонадёжных. Случаи шпионажа, дезертирства, а особенно уклонения евреев от военной службы были фактами, а не вымыслом. Шпионами и дезертирами были и поляки, и наши русские, и немцы, но рекорд тут, определённо, били евреи. Естественно, что такие лица были привлечены к ответственности, были судимы и соответственно наказаны, независимо от того, к какой народности они принадлежали. Расправ с невинными, о которых, пропаганды ради, пишут люди в левых газетах, у нас не было. Не допускал такого произвола и Великий князь. Евреи, ненавидя его за юдофобство, клеветали на него. Эвакуация населения из прифронтовой полосы распространялась на всё население, а не только на евреев, как об этом писала с возмущением левая печать. Эта мера имела целью уменьшить ненужные жертвы среди мирного населения.

   — Я тоже не допускал мысли о том, чтобы у нас был допущен подобный произвол, — вмешался Карсавин. Муж моей отдалённой родственницы, военный юрист, рассказывал мне во время своего пребывания в отпуску в Москве о том, как, собственно говоря, протекает процесс над военными преступниками во время войны. По его словам, тщательность судебного расследования любых военных преступлений ничем не отличается от расследования гражданского суда. Он сам принимал участие в процессах против евреев-шпионов и рассказывал мне о том, что эти процессы длились месяцами. У него был случай, когда обвинённая в шпионаже группа евреев и поляков была отпущена на свободу за неимением веских улик. С дезертирами, кто бы они ни были, процесс длился недолго. В этих случаях меньше всего могли рассчитывать на помилование русские дезертиры, — сказал Карсавин. Он всё время, когда говорил Рамсин, не сводил с него взгляда. Его внушительное лицо выражало удивление и разочарование.

   — И что же произошло дальше, Сергей Николаевич? Неужели смена лиц на посту главного командования произошла под влиянием Распутина, вернее сказать, его еврейского окружения?— спросил Мураховский, глядя выжидательно на Рамсина.