Последние дни Российской империи. Том 1 [заметки]

1

Аарон Симанович покинул Россию перед революцией с большими средствами, сколоченными им в Петрограде. После войны дочь Распутина, Мария, нашла его в Берлине, хотя тот отказался помочь ей. Симанович издал в 1928 году свою книгу: «Rasputin, der allmachtige Bauer», в которой с бессовестной откровенностью и заносчивостью подробно описал всю свою деятельность в Петрограде, которой послужил на пользу мировому еврейству и на позор и осквернение России. Аарон Самуилович Симанович числится в списках русских масонов в эмиграции, изданных Н. Свитковым.

2

Содержание рассказа Рамсина построено на основании замечательного исследования распутинского вопроса др. Рудольфом Куммером в книге «Rasputin, ein Werkzeug der Juden». Все выдержки приведены в переводе с немецкого.

3

В своей книге Симанович с самодовольством и бахвальством писал между прочим:

«Мне была известна её (царицы) экономность, поэтому я давал особенно низкую цену драгоценным украшениям, которые она покупала у меня. Купив у меня что-либо, она обращалась к своему придворному ювелиру Фаберже. Если тот поражался низкой цене купленных у меня вещей, то она была очень рада этому. Для меня же благонаклонность царицы была самым главным. Часто она покупала у меня драгоценности на отплату, на что я охотно соглашался и доставлял ей этим особенное удовольствие. Особы из её окружения также хотели покупать у меня драгоценности на таких условиях. Они старались через меня иметь выгоду, и я шёл им охотно навстречу. Моей целью было завоевать благоволение ко мне этих людей, и я этого добился. Эти люди после старались быть признательными за мои услуги».

4

Аарон Симанович писал об этом:

«Вскоре я был для него (Распутина) незаменим. Я заботился о всех его дневных нуждах. Мой жизненный опыт и моё познание условий жизни в огромном Петрограде импонировали ему. Я помогал ему найтись в нём. Много тут было для него ново и чуждо, и он привык обо всём спрашивать меня, искать моего совета. Я стал, таким образом, его секретарём, управляющим и защитником. Без моего совета Распутин не предпринимал почти ни одного серьёзного шага. Я был полностью посвящён во все его дела и тайны. Если Распутин иногда становился невыносимым, я прикрикивал на него, после чего он вёл себя, как провинившийся школьник. Никто не знал об этом ничего, но все кругом знали, что я через Распутина мог добиться почти всего от царя и царицы, от министров и от большинства других, власть имущих персон».

5

Симонович пишет: Человек с кипящим через край, страстным темпераментом, нуждается в сильных глубоко возбуждающих переживаниях». А в другом месте: «Распутин, как страстный мужчина, находился в самых лучших отношениях со всеми известными лёгкими дамами столицы. Метрессы великих князей, министров и финансовых магнатов были с ним в дружеских отношениях. Он знал поэтому все скандальные истории и любовные отношения влиятельных мужчин, ночные тайны большого света и умел использовать все эти сведения для того, чтобы расширить своё влияние в высоких правительственных кругах. Метрессы в то время имели особенно большое влияние, и дореволюционный Петербург показал в этой области в высшей степени заслуживающие внимания случаи».

6

«Поэтому я доставал деньги для Распутина из особого источника, которого я никогда не выдам, чтобы моим сородичам не нанести ущерба», — писал Симанович в своей книге.

7

7 Симанович, утверждал в своей книге, что план покушения на жизнь старца был известен уже до его отъезда в Покровское. В своей книге он писал: «Но Давидсон (журналист-еврей из Питера) имел сведения о планированном покушении, которое Илиодор готовил против Распутина. Он был журналистом, хотевшим наблюдать покушение Гусевой из непосредственной близости. Он уехал в село Покровское в тот день, как Распутин со своими дочками... Давидсон мог после, как первый, объявить историю нападения Гусевой на Распутина».

Давидсон, зная о готовящемся покушении, не предупредил о нём ни жертву, ни власти?! Симанович же указал в своей книге на тот факт, что тёмные силы были заинтересованы в гибели старца именно в это решительное время. Они боялись Распутина-миротворца.

8

Старшая дочь Распутина Мария писала позже в своих воспоминаниях: «Я узнала позже, что мой отец за всё это время (болезни) непрестанно обменивался с царём и царицей письмами. Обоих умолял он при этом спасти страну от войны, и всё же неминуемое должно было случиться. Мой отец написал царю в день объявления мобилизации следующее пророческое письмо.

«Мой друг, я говорю Тебе это ещё раз: ужасная буря угрожает России. Катастрофы и беды без конца. Темень. Ни одна звезда не светит больше. Море из слёз. И сколько крови!

Что должен я Тебе ещё сказать? Я не нахожу больше слов. Ужасы без конца. Я знаю, все хотят от Тебя войны, также и самые верные. Они не видят, что стремятся в пропасть... Ты Царь, отец нашего народа. Не допусти сумасшедших победить и нас вместе с ними увлечь в пропасть! Возможно, что мы победим Германию. Но что же станется с Россией? Когда я думаю об этом, то понимаю, что никогда ещё не было более ужасного мошенничества. Россия захлебнётся в собственной крови, а страдания и печаль будут несметны

Григорий».

9

Бьюкенен английский посол при русском Дворе и член английской великой ложи, писал об этом торжествующе в своих воспоминаниях: «Не обращая внимания на его (т. е. царя) категорический приказ, военные власти допустили проведение общей мобилизации без его ведома дальше».

10

Француз Гоброн в своей книге «Rasputin et L’orgie russe» писал даже о таких вещах: «Великие князья были заняты больше тем, чтобы праздновать в Петрограде и Москве со своими танцовщицами, чем спасать своё Отечество, находившееся в большой нужде».

11

Симанович писал в своей книге: «Если бы Распутин преследовал личную выгоду в своей работе, то мог стяжать большое состояние. Ему было бы легко получать вознаграждение от людей, для которых он устраивал чиновническое место или выгодное дело. Но он никогда не требовал денег. Деньги брал он лишь в том случае, если хотел ими кому-нибудь помочь». «Я попытался однажды заинтересовать его выгодным предприятием, но он отказался от него категорически».

12

Фюлеп-Миллер в своей книге «Der heilige Teufel» писал, между прочим, следующее о деятельности Симановича:

«Уже несколько раз открывалась дверь в рабочую комнату и в ней появлялся брюнет средних лет с выразительными еврейскими чертами лица, приветствуя посетителей дружелюбно и почтительно. Это был Симанович, первый секретарь Распутина. Он то называл нового посетителя, то подходил к старцу и тихо спрашивал его о чём-то. Каждый раз, когда дверь вновь открывалась, посетители могли бросить взгляд в рабочую комнату Там сидели тесно один к другому вокруг круглого стола несколько человек. Некоторые из них сидели, склонившись над какими-то письмами и записными книгами и делая в них заметки. Другие вели между собою возбуждённый разговор, нервно жестикулируя руками. Почти все мужчины были небрежно одеты. Двое или трое из них имели на себе обыкновенные рубашки и выглядели, как мелкие служащие. Другие были типичными представителями мелкой еврейской денежной биржи Петрограда, с, неприятными маленькими глазами и рыжими козлиными бородками. Вся эта картина возбуждённых типов с записными книжками в руках вокруг одного, который стоял среди них, выкрикивал многочисленные имена и цифры, напоминала собою нелегальную денежную биржу».

13

С бахвальством писал Симанович в своей книге:

«Нечто больше, чем в десять лет, я занял в Петербурге положение, которое, в самом деле, можно рассматривать как исключительное в своём роде. В первый раз произошло в русской истории, что простой провинциальный еврей добился доступа ко Двору и влияния на ход государственных дел. Тогдашние ведущие русские круги, несмотря на их отрицательное отношение к евреям, не были для меня преградой. Они просили у меня совета и помощи, несмотря на то, что я был еврей, но всё же главной моей задачей было послужить моим сородичам оказать им помощь и облегчение».

14

14 В своей книге Симанович писал:

«Он (Витте) имеет план, который представляет для еврейского народа большой интерес, и, как ему известно, я особенно близко принимаю к сердцу судьбу евреев».

О роли жены графа Витте, Матильды, Симанович писал:

«Графиня Витте должна была, между тем, играть роль посредницы. В случае, если бы к ней пришли посетители с просьбой Распутина помочь им, она должна была удовлетворить эту просьбу. Мы договорились, что Распутин пошлёт своих посетителей просто к «госпоже Матильде» без её фамилии и титула. Мы рассчитывали на то, что просители Распутина, после оказанной им графиней Витте помощи, вернутся к нему обратно, чтобы поблагодарить его. Это должно было произвести на него выгодное впечатление и расположить его к помощи Витте».

«Витте был бы для нас, в смысле проведения мер для решения еврейского вопроса, очень полезным. Он должен был пообещать мне, к тому же что, в том случае, если нам удастся поставить его на высокий пост государственного управления, он примет на себя труд по устранению всех тех запретов, которые касаются евреев. Он согласился со мною и обещал выдвинуть еврейский вопрос на первый план. Договор между нами был заключён».

Граф Витте обязался таким образом бороться за интересы еврейства.

15

В это время Симанович считал себя уполномоченным всего еврейства. Он вёл с видными богачами-евреями совещания. Один из совещательных разговоров с Гинзбургом он привёл в своей книге. В этом разговоре Гинзбург выразил такое мнение:

«Теперь наступил для нас очень выгодный момент. Мы имеем в Петербурге замечательные связи. Необходимо эти связи использовать не только в пользу одиночных евреев, но тем более в интересах всего еврейского народа. Еврейское общество решило применить все свои связи, средства и силы для того, чтобы добиться равноправия. В деньгах недостатка не будет. Евреи расположены выдать большую сумму денег тому, кто поможет им в их усилиях».

16

Симанович писал в своей книге по этому поводу следующее:

«Я старался из всех сил утвердиться в петербургской камере. Я воздействовал, в конечном итоге, на выборы её старшин. Мои кандидаты были всегда избраны и были после моими верными сотрудниками. Поэтому я добывал право на жительство не только тем, которые были какими-то мастерами, но и таким, которые не обладали никаким ремеслом, но как ремесленники заявлялись в камеру. Они были занесены в списки как помощники. Я сам как ювелир мог тоже иметь помощников, хотя я в Петербурге никакой мастерской не имел. В моей квартире была пустая комната с небольшими столами, но никогда тут никто не работал. Мои фиктивные помощники занимались всем, чем угодно, только не ювелирным делом.

17

Симанович описал в своей книге это освобождение доктора Липперта из германского плена так: Распутин неохотно согласился помочь жене Липперта в её просьбе. Симанович уговорил его всё же написать министру внешних дел Сазонову следующее письмо: «Милый, дорогой, помоги военнопленному, страдающему в германском плену! Дай двух немцев и потребуй одного русского! Бог поможет нам в спасении наших людей. Новый Распутин».

Сазонов принял Липперт, но дело освобождения её мужа затянулось с неделю. Она обратилась снова к Распутину, и тот дал ей другое письмо такого содержания: «Послушай, министр! Я послал к тебе одну женщину. Ты ей Бог знает чего наговорил. Оставь это! Сделай это и тогда будет всё хорошо. Если же нет, то я дам тебе по шапке. Расскажу любимому (царю) и ты полетишь. Распутин».

Сазонов, прочитав письмо, возмутился и почти раскричался на свою просительницу: «Я должен терпеть подобные письма от такого авантюриста, как этот Распутин! Если бы вы, сударыня, не были дамой, я бы приказал вытолкать вас вон!»

Липперт потребовала свои письма назад и стала грозить министру, что она сразу пойдёт назад к Распутину и передаст ему дословно ответ Сазонова. Дальше автор книги передавал эту историю с сознанием триумфа еврейской победы:

«Сазонов заколебался. «Ну, оставим мы это», — сказал он в замешательстве. «Я вышел из себя. Пожалуйста, не ставьте мне этого в вину! Скажите отцу Григорию, что я лишь пошутил».

«По моему мнению, было бы лучше всего, если бы вы сразу позвонили Распутину по телефону. Вы же знаете, что он меняет министров, как перчатки», — сказала вызывающе Липперт, заметив замешательство и смущение министра. Она сняла развязно трубку телефона и, вызвав Распутина, передала её смущённому Сазонову.

18

18 Симанович описывает этот случай смены Главнокомандующего довольно обширно и подробно. По его словам, великий князь обвинял евреев в шпионаже в пользу Германии и Австрии, в дезертирстве из армии и нежелании их служить в войсках. По его приказу многие евреи были, будто бы, повешены или расстреляны. Тысячи же их были выселены из прифронтовой полосы на Восток. Еврейская организация в России поручила Симановичу устроить новую встречу Распутина с членами «еврейского совета». Распутин согласился с предложением своего секретаря. Встреча состоялась в доме адвоката Слиозберга.

«Еврейские делегаты, пожилые люди с длинными бородами, рассказывали Распутину в течение всего вечера о преследованиях евреев со стороны Николая Николаевича и других, власть имущих. Их жалобы произвели сильное впечатление на Распутина. Он был, в самом деле, глубоко тронут. Он пытался успокоить еврейских делегатов, сам едва удерживаясь от слёз. Когда общее возбуждение до некоторой степени улеглось, Распутин изъявил свою готовность помочь евреям. Он выразил всё же мнение, что невозможно произвести радикальные меры в этом вопросе в короткий срок, так как юдофобство в русских правительственных кругах пустило глубокие корни. «Правительство и знать, — сказал он, — злы как собаки. Нужно готовиться к длительной и утомительной борьбе. Это печально, но как можно сделать это иначе? Я испробую всё, что могу. Скажите мне, что должен я для вас сделать?» Еврейские делегаты долго обменивались мнениями, обвиняя великого князя в злодеяниях против евреев. При этом они горько плакали. Это подействовало на Распутина.

«Распутин поднялся и перекрестился, выражая этим своё клятвенное обещание помочь нам. С глубоким чувством он объявил, что, если с ним ничего дурного не приключится, он постарается в десять дней удалить Николая Николаевича с поста главнокомандующего русскими войсками. Тогда сам царь займёт место Главнокомандующего, и мы сможем что-нибудь сделать для евреев».

После этого Симанович предложил еврейским делегатам пожертвовать семье Распутина сто тысяч рублей, на что те очень охотно согласились.

19

29 декабря 1914 г. французский посол Палеолог при русском Дворе записал в своих воспоминаниях следующее:

«Так как царь не решал без совета и даже без согласия своей жены ничего, Россией управляли, собственно, царица и госпожа Вырубова».

Палеолог был выходцем из Румынии и происходил из еврейской семьи Цезаря Боллиака.

20

Французский посол Палеолог (Боллиак), будучи сам евреем, не мог воздержаться, чтобы не написать в своих воспоминаниях о Монасевиче-Мануйлове следующее:

«Этот тип в высшей степени оригинален. Он, будучи евреем, имеет живой, ехидный характер, любит удовольствия, дорогие вещи искусства и роскошную жизнь. Насквозь аморальный, он в то же время: доносчик, шпион, обманщик, фальсификатор, авантюрист, наконец, и вор».

21

21 Симанович об этой перетасовке в чиновной иерархии писал в своей книге следующее:

«Если выбор был сложным, то нам на помощь приходил Манасевич-Мануйлов. Он старался, конечно, продвинуть своих людей. Так был, например, по его требованию поставлен на пост президент министров Штюрмер. Манасевич-Мануйлов представил нам его как старого вора и проходимца и дал нам гарантию, что Штюрмер исполнит все наши желания...»

«Я подал мой голос за Штюрмера, так как он был еврей по происхождению. Его отец получил образование в первой школе раввинов в Вильне, принял позже христианство и стал учителем гимназии. Позднее он получил дворянство и усвоил новую фамилию Штюрмера. Я надеялся, что президент министров Штюрмер не будет ничего иметь против стремлений еврейства к равноправию, и я не ошибся».

Для того, чтобы иметь полную уверенность в этом, евреи поставили первым секретарём нового президента министров еврея-выкреста и коллежского асессора Манасевича-Мануйлова, использовавшего своё новое положение для самых бессовестных взяток и тёмных дел. Штюрмер

занимал позже (в марте и середине ноября 1916 года) один за другим два поста: министра внутренних, а затем внешних дел, по протекции той же самой тёмной силы. Насколько государственное Охранное отделение было несостоятельно в своих обязанностях, следует из повествования об этом Фюлеп Миллера в его книге «Der heilige Teufel»:

«Для старца не было тайной, что Мануйлов поддерживал дальше свои старые связи с охранкой. Ему было известно, кроме того, что Мануйлов по приказу помощника министра Белецкого согласился сообщать полиции о всех политических и деловых планах старца. Коллежский асессор и не скрывал перед Григорием Ефимовичем о доверенном ему задании. Старцу удалось, в свою очередь, использовать связи своего друга с охранкой для себя. Он легко склонил Мануйлова к тому, чтобы тот сообщал ему о тайных намерениях и планах полиции. При таких обстоятельствах Григорий Ефимович охотно соглашался с тем, чтобы Манасевич-Мануйлов доставлял о нём полиции время от времени полный доклад».

Некоторые современники, писавшие о Симановиче, утверждали, что и он состоял на службе Охранного отделения. Если вспомнить убийцу Столыпина еврея Богрова, а затем знаменитого Азефа, то, в самом деле, можно прийти в отчаяние при мысли о том, кем охранялись наши высшие авторитеты и рычаги русской государственной машины.

Другим ставленником тёмных сил из окружения Распутина был министр внутренних дел Протопопов. Об этом Симанович пишет следующее:

«Когда Протопопов решил претендовать на пост министра внутренних дел, он вступил сначала в связь со мною. Мы скоро стали друзьями и обращались один к другому на «ты». Я свёл его с Распутиным, который возымел к нему доверие. Старец говорил часто о Протопопове с царём и пробовал убедить его в достоинствах нового кандидата. Его старания не остались безуспешными. Мы поставили Протопопову наши условия, заключение сепаратного мира с Германией и проведение в жизнь мер для улучшения в положении евреев. Он согласился. Я познакомил его после этого с замечательными еврейскими политиками, и он подтвердил перед ними свои обещания в отношении к евреям. Однажды Распутин, Протопопов и я отправились к Вырубовой в Царское Село. Она подвергла Протопопова своеобразному испытанию по своей привычке. Всё закончилось хорошо. Вырубова представила затем Протопопова царице, на которую тот произвёл хорошее впечатление. Вскоре после этого он был министром внутренних дел».

Об этом министре Симанович писал дальше:

«Перед его назначением я уплатил его векселя на сумму в сто пятьдесят тысяч рублей, иначе он не мог бы быть назначен на свой пост, как должник. Протопопов обещал мне выплатить эту сумму после своего назначения из тайного фонда министерства».

В другом месте своей книги Симанович писал:

«При обыске в моей квартире, который был произведён сразу после революции, были найдены у меня несколько векселей Протопопова. Следователь, который нашёл у меня также другие векселя великих князей, министров и других высоких сановников был склонен обвинить меня в подкупах. Но он не успел этого сделать. Я объяснил ему, что я не могу быть обвинён, так как я был лишь на посту «еврея без портфеля» В самом деле, во время войны в России не было ни одного министра, который располагал бы таким влиянием и мощью, как этот «еврей без портфеля». И всё это благодаря помощи сибирского мужика Распутина. Ларчик просто открывался, но открыть его не догадался, не дерзнул или просто не захотел ни один высокопоставленный русский чиновник в Петрограде. Многие продали секрет ларчика за тридцать сребреников и допустили врагов России к русским государственным рычагам. Анонимы ещё до революции наложили свои руки на эти рычаги и им осталось их только повернуть, чтобы вызвать страшную катастрофу.

22

Англичанин Томпсон в своих воспоминаниях писал:

«...как в Польше, так и в Литве осенью 1915 года предлагались на продажу из-под полы в еврейских книжных лавках почтовые открытки. На них был отпечатан еврейский раввин, который держал в одной руке талмуд, а в другой — белого петуха, чья голова была представлена в виде портрета царя Николая II с царской короной на ней. Еврейские надписи под этой карточкой означают: «Së chalipaté, së temuraté, sёkaroraté», что в переводе значит: «Это моё освобождение, это моя замена, это жертва моего покаяния». Этим еврейство выразило свою безграничную ненависть к русскому самодержавию, охранявшему свой народ от еврейского вторжения в его жизнь».

23

В книге Симановича об этом написано: «По моему совету он (т. е. Распутин) уговорил царя аннулировать субсидию правительства известному реакционному депутату Пуришкевичу. Когда Пуришкевич узнал, что потеря субсидии произошла по моей вине, то стал моим непримиримым врагом».

24

В другом месте своей книги Симанович писал:

«В «Союзе Архангела Михаила», руководимого им (т. е. Пуришкевичем), играл большую роль бывший прокурор Розен, с которым я был в приятельских отношениях. Все жалобы против евреев, которые поступали в Союз, проходили через его контроль. Я достиг того, что Розен доставлял все эти документы мне. Жалобы, которые могли вызвать нежелательные последствия, я, попросту, сжигал, и только самые безобидные донесения допускал на проверку руководству Союза».

25

Розен, как следует из книги Симановича, остался и дальше на службе у тёмных сил. Симанович писал об этом:

«Это (т. е. выгон из союза) не было, между тем, для него (т. е. Розена) большой потерей. Он получал от меня две тысячи рублей в месяц, а кроме того имел ещё и другие доходы».

26

Об Орлове Симанович писал:

«Я сблизился с председателем московского отдела союза Орловым Получив от меня умеренную сумму денег, он согласился посылать после каждого наименования нового министра, происшедшего по настоянию Распутина, благодарственные телеграммы. Все расходы принял я, конечно, на себя».

27

Вызывая своей разлагающей деятельностью погромы против рядового и часто лояльного еврейства, Симанович хвастался в своей книге своими мерами его защиты:

«В таких случаях начальник полиции обращал по моему наущению внимание губернатора на то, чтобы место угрозы было взято под его личную защиту с тем, чтобы успокоить еврейское население. Губернатор приглашал к себе раввина и видных представителей еврейского народа и обещал им не допустить до погрома».

28

28 Несколько позже, в январе 1916 года, Симанович атаковал царя ещё раз. На квартире митрополита Питирима собрались кроме него Штюрмер и Распутин. Симанович писал об этом в своей книге: «Митрополит должен был по требованию остальных написать царю очень внушительное письмо, в котором должен был его заклинать выйти навстречу требованиям времени и объявить ожидаемые новшества (т. е. конституцию). Это письмо подписали: Питирим, Штюрмер и Распутин. Я получил задание передать его царю. Прибыл с этим историческим документом в Царское Село».

Это письмо было передано царю. Царь появился в Думе, но ни одним словом не отозвался на требования заговорщиков.

29

О действиях тёмных сил за плечами Распутина говорилось повсюду. Об этом открыто говорили так называемые «черносотенцы». Министр внутренних дел Англии Самуил Хоаре посвятил в своих воспоминаниях целую главу этому вопросу, озаглавив её: «Тёмными силами». Злогласный, посол Англии Бьюкенен при русском дворе в те времена тоже писал в своей книге «Моя миссия в России» об «оккультных влияниях» и о «тёмной мощи позади трона». Французский посол Палеолог знал наверняка всех членов еврейской группы вокруг Распутина: Симановича, Моисея Гинзбурга, банкира Рубинштейна, Соловейчика и других еврейских финансовых магнатов, так же хорошо, как и Манасевича-Мануйлова, чей гнусный портрет дал в своих воспоминаниях. Но он не назвал их не по имени, не выразился о них, как о «делегатах» тёмных сил при русском дворе, Боллиак-Палеолог, как еврей, сохранил свои сведения об этом в тайне.

30

Барышня Жиро — моя жена.

31

Скашовкою называется ремень, соединяющий у казачьего седла путлища обоих стремян под животом лошади и позволяющий казаку нагибаться и доставать руками земли на скаку лошади.

32

Маленькие игры.

33

Человек человеку — волк.

34

Господа, приглашайте ваших дам. И, прошу по местам!

35

Двор чудес.

36

Моя вина. Тяжкая вина моя!