Последние дни Гитлера - [4]

Но как их найти? Эта проблема тоже не так сложна, как могло бы показаться на первый взгляд. Все эти люди числились «пропавшими без вести», но на самом деле люди не исчезают и не испаряются даже в моменты великих катастроф. Они либо погибают, либо остаются в живых. Термин «пропавший без вести» относится не к людям, а к сведениям о них. Если они погибли, то, естественно, не могут выступать в качестве свидетелей. Если же они остались живы, то либо попали в плен, либо остались на свободе. Если они попали в плен, то их можно было найти в лагерях военнопленных – во всяком случае, если они попали в плен к западным союзникам. Если же они остались на свободе, то их надо было искать предпочтительно в родных местах, так как наличие друзей и знание обстановки помогло бы их выживанию. Правда, велик был также риск нарваться на старых недругов, которые легко могли выдать их оккупационным властям (немцы злопамятны). Поэтому во время допросов я собирал сведения о местах проживания возможных свидетелей, и если их имена не значились в списках лагерей военнопленных, то их искали (и иногда находили) дома. Таким способом в разных местах удалось обнаружить и допросить семерых свидетелей интересовавшего меня периода. Кроме того, удалось обнаружить и другие важные материалы по этому делу, свести все данные воедино, и 1 ноября 1945 года я представил первый доклад. Вот эти семь свидетелей: Герман Карнау, полицейский из охраны Гитлера, взятый в плен в Ниенбурге и допрошенный (до меня) представителями канадского и британского командования; Эрих Мансфельд и Хилько Поппен, двое других полицейских, захваченных в Бремене и Фаллингбостеле; Эльзе Крюгер, секретарша Бормана, арестованная в Плоэне (Шлезвиг-Гольштейн) и допрошенная лично мною; Эрих Кемпка, личный шофер Гитлера, схваченный в Берх тесгадене и допрошенный американскими офицерами и мною в Моосбурге; Ханна Рейтч, летчик-испытатель, арестованная в Австрии и допрошенная американскими офицерами; а также баронесса фон Варо, случайно попавшая в бункер. Она была обнаружена одним британским журналистов в Берлине. Баронессу я допросил в ее родовом имении в Бюккебурге. Другими важными источниками стали дневник генерала Коллера (уже опубликованный)[2], дневник графа Шверина фон Крозига, захваченный вместе с его автором во Фленсбурге, а также документы адмирала Дёница и его «правительства». На основании данных, полученных из этих источников, я составил доклад и представил его сотрудникам британской разведки в Берлине, а также четырехстороннему разведывательному комитету в Берлине. В конце доклада я указал на дополнительные потенциальные источники информации. В частности, я упомянул, что в опубликованном русскими коммюнике было сказано о пленении личного пилота Гитлера Ганса Баура и главы имперской службы безопасности бригаденфюрера Раттенхубера, руководившего сожжением тела Гитлера. Я предположил также, что вместе с ними могли быть взяты в плен и другие важные свидетели. Кроме того, я просил разрешить мне ознакомиться с дневником плененного адъютанта. Записи из него цитировал маршал Жуков, говоря о бракосочетании Гитлера и Евы Браун. Русские приняли мою просьбу, но оставили ее без ответа.

Одновременно сокращенный вариант моего доклада был опубликован в прессе[3].

Свидетельств о последних днях Гитлера стало значительно больше за период с момента представления доклада 1 ноября 1945 года до написания книги летом 1946 года. Однако эти данные не изменили мои выводы, за исключением двух мелких деталей[4], и я сейчас не стану отвечать на вопросы и критику, которой подвергся мой доклад в момент его публикации.

В том, что касается моего доклада от 1 ноября 1945 года, надо признать, что отнюдь не все приняли его с восторгом, и дело здесь не в логических погрешностях или недостатке ясности. Летом и осенью 1945 года многие находчивые журналисты с энергией и энтузиазмом, достойным лучшего применения, гонялись за призраком Гитлера; самоотверженные энтузиасты, которым совесть не позволяла игнорировать даже самые бредовые предположения, охотно и часто посещали живописные озера на швейцарской границе, романтические селения Тирольских Альп и комфортабельные курорты Верхней Австрии. За время этих самоотверженных изысканий было предложено великое множество захватывающих теорий. Однако с приближением зимы, когда вылазки на природу стали менее привлекательными, общее мнение согласилось с тем, что Гитлер, скорее всего, действительно остался в Берлине, и в тайну его судьбы можно проникнуть не посредством утомительных путешествий в суровые Альпы, а путем размышлений в хорошо натопленных барах. Многие из таких исследователей нашли неприемлемым мой доклад, в котором утверждалось, что Гитлер умер в Берлине 30 апреля, как о том написал Геббельс, и что все остальные объяснения его исчезновения не только «противоречат объективным свидетельствам, но и не поддерживаются никакими данными». Эти мои критики не отрицали приведенных доказательств и аргументов, но полагали, что следовало бы повременить с таким окончательным суждением. Критики считали, что сожженное во дворе имперской канцелярии тело могло принадлежать вовсе не Гитлеру, а его «двойнику», которым его подменили в последнюю минуту, повторяя на все лады если не слова, то смысл сказанного по совершенно иному поводу профессором Хэнки: «Не важно, что девять десятых признаков и данных соответствуют какому-либо утверждению и лишь одна десятая данных ему не соответствует; мы будем не мы, если не проигнорируем эти девять десятых и не начнем с пеной у рта настаивать на истинности одной десятой». Более того, некоторые утверждали, что свидетели, на показаниях которых я основал мой доклад, были тщательно отобраны и проинструктированы. Все рассказанные ими истории были заранее уложены в нужную концепцию, и поэтому недостойны доверия. В образовавшемся вакууме можно было лепить неограниченное количество самых разнообразных и фантастических теорий – лишь бы они нравились их творцам и создателям.