Последнее задание - [20]

Когда все шлюпки оказались у причала, к берегу подошла и сама "Карпатия", совсем небольшое, сравнительно с "Титаником" грузопассажирское судно. В 21 час 35 минут толстые стальные канаты крепко связали судно с бетонным массивом пирса. И после того как установили сходни, первые пассажиры стали спускаться на набережную.

Кое как пробившись через людское море, я был остановлен кордоном полицейских, оцепивших вход на причал. Прижатый напором толпы к спинам рослых полисменов, я с замирающим сердцем вглядывался в фигуры сходящих на берег, чьи изможденные лица, несмотря на приличное расстояние, просматривались отсюда достаточно хорошо. Да и зрение у меня, даже по меркам нашей конторы, было исключительно острым.

Первыми вышли пассажиры первого класса. Почти всех их ожидали автомобили - большие черные лимузины, и они быстро разъехались, подальше от наглых репортеров и любопытных глаз толпы. Затем "Карпатию" покинули пассажиры второго класса. Представители третьего класса выходили последними. Те, кого встречали счастливые родственники или друзья, так же уезжали немедленно. Остальных отводили в сторону. О них должны были позаботиться благотворительные организации, в данном, исключительном случае, отказавшись от обычно долгих и нередко унизительных процедур, применяемых к бедным эмигрантам. По мере того, как эта толпа в сторонке росла, мои нервы натягивались, как струны. И наконец, испытав легкое головокружение, я увидел ее...

Голова Мэри была непокрыта, как в тот вечер, когда я встретил ее впервые. Сделав несколько шагов по трапу, она растерянно остановилась при виде тысяч обращенных к ней лиц. С полимнуты она, медленно поворачивая голову, обводила взглядом толпу, затем, так же озираясь по сторонам, спустилась на причал, где ее встретили двое полицейских чинов, проводив к остальным спасенным.

"А ведь она ищет меня, верит в чудо! Надо же..." - подумал я, - "Как верно сказано - надежда умирает последней... Что ж, она не умрет!"

Заметив неподалеку пожилого офицера полиции с шерифской звездой на груди, я, взмахнув рукой, крикнул:

- Хэй! Офицер! Можно вас на минутку?

Тот неторопливо подошел, и жуя толстую "гавану", окинул меня строгим взглядом:

- В чем дело?

- Дело в том, что там э-э... Моя невеста! Могу я пройти?

- Вот как? - он по-доброму улыбнулся, вынув изо рта сигару, - Значит вам крупно повезло... А идти туда никчему. Их скоро поведут мимо, так что ждите здесь. И дай Бог вам дюжину крепких карапузов!

- Спасибо отец! Дай вам Бог здоровья!

Это было даже кстати - здесь, в толпе, было больше шансов ускользнуть от взоров тех, кто мог запомнить меня на "Титанике" и заинтересоваться моим чудесным воскрешением. Разумеется, на такой случай я заготовил несколько правдоподобных баек, в основном с рассчетом на то, что в сумятице катастрофы и потом, на борту "Карпатии", меня могли просто не заметить. Но, как бы то ни было, мне хотелось избежать подобных встреч вовсе.

Самыми последними по трапу спустили пострадавших. На берегу их укладывали на носилки и увозили в экипажах - в буквальном смысле "каретах скорой помощи". Тут я разглядел и своих приятелей-ирландцев, двое из которых тащили под руки третьего, с забинтованной ногой. Их тоже сразу увезли, а я окончательно вздохнул с облегчением.

Когда ручеек сходивших по трапу иссяк, и спасенных вывели ко входу на причал, вокруг раздались возгласы радости - кто-то узнавал своих близких. Но крики радости вскоре заглушились воплями отчаяния. Большинство встречавших "Карпатию" убедилось, что тех, кого они ждали, уже нет в живых. Вокруг меня творились душераздирающие сцены... Многие женщины, рыдая, цеплялись за проходивших мимо счастливцев, сбивчиво расспрашивая о своих мужьях, сыновьях и братьях, а те, к кому обращались, молча отворачивались. Немало встречавших, как я знал, оставались на причале всю ночь, отказываясь верить горькой правде, и только к рассвету набережные окончательно опустели.

Мэри, влекомая движением толпы, покорно брела, опустив голову и прижав одной рукой к груди памятную шляпку, а другой держа свой кожаный саквояж с нехитрыми пожитками. Я хотел уже окликнуть ее, но оценив всеобщий гвалт, просто подошел и взял за руку, державшую саквояж. Покачнувшись, как от удара, она вскинула на меня широко распахнутые глаза, обрамленные черными кругами. Ее лицо было мертвенно-бледно, черты его, такие нежные и мягкие прежде, болезненно заострились...

Некоторое время она смотрела на меня, как на выходца с того света, а затем, выронив шляпу и саквояж, безмолвно провела дрожащими руками по моим плечам, волосам и лицу.

- Ты!... - выдохнула Мэри одно лишь слово, прильнув ко мне и вся обмякнув. Впрочем, не вся - до боли знакомые цепкие руки сомкнулись за моей спиной с такой силой, что у меня хрустнули ребра.

Мы стояли обнявшись под проливным дождем, и никому до нас не было никакого дела. И стояли мы так долго-долго. И я целовал ее прекрасное лицо, мокрое от дождя и счастливых слез.

... Наверное, мы куда-нибудь уедем. Куда-нибудь далеко-далеко - на Запад, который уже перестал быть диким, в Канадские леса, в Австралию, или на какие-то экзотические острова. Мир так велик, а мы - так молоды.