Последнее время - [6]

В сверкающих высотах, в горних сферах

Витает сонм бессмертных наших душ!

Отважный рыцарь лука и колчана

Пускает стрелы. Рота замолчала:

Ужель его сегодня окружат?

Играет ветер занавесью куцей,

И я сижу в соседстве с Таракуцей

И думаю о том, что он мой брат.

1987 год

«Никто уже не станет резать вены…»

Никто уже не станет резать вены —

И слава тебе господи! — из-за

Моей предполагаемой измены

И за мои красивые глаза.

Не жаждут ни ответа, ни привета,

Взаимности ни в дружбе, ни в любви,

Никто уже не требует поэта

К священной жертве — бог с тобой, живи

И радуйся! Тебе не уготован

Высокий жребий, бешеный распыл:

Как будто мир во мне разочарован.

Он отпустил меня — и отступил.

Сначала он, естественно, пугает,

Пытает на разрыв, кидает в дрожь,

Но в глубине души предполагает,

Что ты его в ответ перевернешь.

Однако не найдя в тебе амбиций

Стального сотрясателя миров,

Бойца, титана, гения, убийцы,—

Презрительно кидает: «Будь здоров».

Бывало, хочешь дать пинка дворняге —

Но, передумав делать ей бо-бо,

В ее глазах, в их сумеречной влаге,

Читаешь не «спасибо», а «слабо».

Ах, Господи! Как славно было прежде —

Все ловишь на себе какой-то взгляд:

Эпоха на тебя глядит в надежде…

Но ты не волк, а семеро козлят.

Я так хотел, чтоб мир со мной носился,—

А он с другими носится давно.

Так женщина подспудно ждет насилья,

А ты, дурак, ведешь ее в кино.

Отчизна раскусила, прожевала

И плюнула. Должно быть, ей пора

Терпеть меня на праве приживала,

Не требуя ни худа, ни добра.

Никто уже не ждет от переростка

Ни ярости, ни доблести. Прости.

А я-то жду, и в этом вся загвоздка.

Но это я могу перенести.

1994 год

Диалог

— Как мы любим себя! Как жалеем!

Как бронируем место в раю!

Как убого, как жалко лелеем

Угнетенность, отдельность свою!

Сотню раз запятнавшись обманом,

Двести раз растворившись в чужом,—

Как любуемся собственным кланом,

Как надежно его бережем!

Как, ответ заменив многоточьем,

Умолчаньем, сравненьем хромым,

Мы себе обреченность пророчим

И свою уязвленность храним!

Как, последнее робко припрятав,

Выбирая вождей и связных,

Люто любим своих супостатов —

Ибо кто бы мы были без них?

Мы, противники кормчих и зодчих,

В вечном страхе, в холодном поту,

Поднимавшие голову тотчас,

Как с нее убирали пяту,

Здесь, где главная наша заслуга —

Усмехаться искусанным ртом,—

Как мы все-таки любим…

— Друг друга!

Это все перевесит потом.

1991 год

«И вот американские стихи…»

И вот американские стихи.

Друг издает студенческий журнал —

Совместный: предпоследняя надежда

Не прогореть. Печатает поэзы

И размышления о мире в мире.

Студентка (фотографии не видел,

Но представляю: волосы до плеч

Немытые, щербатая улыбка,

Приятное открытое лицо,

Бахромчатые джинсы — и босая)

Прислала некий текст. Перевожу.

Естественно, верлибр: перечисленья

Всего, на чем задерживался взгляд

Восторженный: что вижу, то пою.

Безмерная, щенячья радость жизни,

Захлеб номинативный: пляж, песком

Присыпанные доски, мотороллер

Любимого, банановый напиток —

С подробнейшею сноской, что такое

Банановый напиток; благодарен

За то, что хлеб иль, скажем, сигарета —

Пока без примечаний.

В разны годы

Я это слышал! «Я бреду одна

По берегу и слышу крики чаек.

А утром солнце будит сонный дом,

Заглядывая в радужные окна.

Сойду во двор — цветы блестят росою.

Тогда я понимаю: мир во мне!»

Где хочешь оборви — иль продолжай

До бесконечности: какая бездна

Вещей еще не названа! Салат

Из крабов; сами крабы под водой,

Еще не знающие о салате;

Соломенная шляпа, полосатый

Купальник и раздвинутый шезлонг…

Помилуйте! Я тоже так умею!

И — как кипит завистливая желчь!—

Все это на компьютере; с бумагой

Опять же ноу проблеме, и в печать

Подписано не глядя (верный способ

Поехать в гости к автору)! Меж тем

Мои друзья сидят по коммуналкам

И пишут гениальные стихи

В конторских книгах! А потом стучат

Угрюмо на раздолбанных машинках,

И пьют кефир, и курят «Беломор»,

И этим самым получают право

Писать об ужасе существованья

И о трагизме экзистенциальном!

Да что они там знают, эти дети,

Сосущие банановый напиток!

Когда бы грек увидел наши игры!

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста,

Кто говорит цитатами, боясь

Разговориться о себе самом,

Привыкши прятать свой дрожащий ужас

За черною иронией, которой

Не будешь сыт! Что знают эти там,

Где продается в каждом магазине

Загадочный для русского предмет:

Футляр для установки для подачи

Какао непосредственно в постель

С переключателем температуры!

Но может быть… О страшная догадка!

Быть может, только там они и знают

О жизни? Не о сломанном бачке,

Не о метро — последнем, что еще

Напоминает автору о шпротах,—

О нет: о бытии как таковом!

Как рассудить? Быть может, там видней,

Что, боже мой, трагедия не в давке,

Не в недостатке хлеба и жилья,

Но в том, что каждый миг невозвратим,

Что жизнь кратка, что тайная преграда

Нам не дает излиться до конца?

А все, что пишем мы на эти темы,

Безвыходно пропахло колбасой —

Столь чаемой, что чуть не матерьяльной?!

А нам нельзя верлибром — потому,

Что эмпиричны наши эмпиреи.

Неразбериху, хаос, кутерьму

Мы втискиваем в ямбы и хореи.

Последнее, что нам еще дано

Иллюзией законченности четкой,—

Размер и рифма. Забрано окно

Строфою — кристаллической решеткой.

Зарифмовать и распихать бардак

По клеткам ученических тетрадок —